Я воодушевился и Рёките от своего лица, как губернатора Токио, прислал письменное предложение в институт. Об этом мы говорили ещё весной, и я даже «почти забыл» о письме, когда меня пригласил на беседу сам начальник управления Григорьев и несколько минут укоризненно разглядывал меня, прежде чем начать разговор.
— Ну, почему бы тебе не посоветоваться со мной, прежде чем договариваться с Токийским университетом?
— Это о чём я договаривался? О побратимстве?
— Ты и о побратимстве договаривался? — расширил глаза Григорьев. — Да-а-а… Будь моя воля, закрыл бы я тебе выезд за рубеж. Столько от тебя хлопот!
— Каких хлопот? Поясните уже наконец, товарищ генерал, в чём провинился. А то уже стыдно, а не понимаю за что? Ужасное состояние. Хочется покаяться, а за какие грехи, не понятно.
— Много грехов? — хмыкнул Григорьев. — Так, кайся за все сразу, вслух и по порядку.
— Каюсь, Константин Александрович, каюсь, — произнёс со вздохом я. — Не удержаляся, глядючи на наше убогое технологическое оборудование, по которому мы учимся, купил новейшее в Японии. Теперь не знаю, что с ним делать?
— Что за оборудование? — удивился Григорьев.
— Да, там много чего, — махнул я рукой. — Я прикинул по площадям нашего первого этажа на Баляева, и подобрал, чтобы встало две линии. Теперь не знаю как эту идею влить нашему руководству. А это значит и в Министерство…
— И зачем тебе это? — поморщился Григорьев, потом посмотрел на меня и усмехнулся. — Снова скажешь, что «за державу обидно?»
Я улыбнулся.
— Не я сказал. Вы сами сказали.
— Да-а-а… Сложно с тобой. Вечно ты куда-то лезешь. Ты же понимаешь, что мы не можем принять никого из Японцев во Владивостоке.
— Почему? — наивно «удивился» я. — Форда же принимали в семьдесят четвёртом.
— У нас с японцами непонимание по статусу наших Курильских островов. Японские милитаристы звенят самурайскими мечами.
Я в удивлении вскинул левую бровь. Григорьев нахмурился.
— Кхм! Что-то я передовицами заговорил. Кхм! Так! Со всей этой своей кашей сам разбирайся. Только знай, я буду против любого захода любых судов. Если что, пусть летят самолётами Аэрофлота через Хабаровск.
— Спасибо, Константин Александрович! — искренне воскликнул я.
— А со всем остальным иди в крайком. Мы поговорили уже с первым. Он не против. Ты, кстати, в курсе, что он знает про твои связи с его дочкой.
— Да, когда это было? — скорчил я невинную физиономию.
— Не знаю, что там, но он спрашивал про тебя. И даже не про тебя, а про твою личную жизнь.
— И что вы сказали? — с замиранием сердца спросил я.
— Что ты жениться собрался. На нашей девушке. Он всё про Японию расспрашивал. Про твои там, э-э-э, родственные отношения. Пришлось немного рассказать. Он был сильно удивлён, но одновременно ему стала понятна инициатива губернатора Токио. Он сейчас согласовывает предложение японцев в ЦК.
Григорьев потёр виски.
— Ох и накрутил ты, Михаил. Замесил тесто…
— Когда по шельфу решение примут? — спросил я.
Григорьев снова нахмурился и как отрезал:
— Не докладывают. Тут ещё одна новость. Кхе-кхе… Прилетает Судоплатов, Павел Анатольевич. Помнишь мы про него говорили?
— Помню. Чего вдруг? — удивился я.
— Не знаю. Сам скажет. Он в переговорной ждёт.
Григорьев показал пальцем вниз.
— О, как, — подумал я. — Значит, разговор будет серьёзным. Охмурять станут?
Григорьев нажал под столом кнопку и в кабинет зашёл его секретарь.
— Пусть проводят на минус третий, литера «А».
У меня по коже пробежал морозец. Я, то точно знал, что литера «А» не была «переговорная». Предок работал в этой «конторе» многие жизни и знал про это здание почти всё. Не совсем всё, да, но почти.
И, да, литера «А» на минус третьем, — это не была переговорная. Но мы туда и не зашли, а просто постучали. Из камеры-одиночки вышел Павел Анатольевич и я его узнал. Он посмотрел на меня, прищурился, улыбнулся и, кивнув сопровождающему меня офицеру, взял меня под руку. Капитан оставил нас в коридоре.
— Вижу, вижу, что узнал и меня, и эту камеру. Помнишь, как мы тут с тобой, хе-хе-хе, разговаривали?
— Я-то помню, Павел Анатольевич, а вот откуда вы помните, то, чего помнить не должны?
— Пошли в «нумера», — сказал и хихикнул Судоплатов.
Мы вернулись к лифту и, показав пропуск, Судоплатов нажал на стрелку вниз.
— Вот это другое дело, — подумал я, увидев, что генерал нажимает кнопку «-5».
Мы вышли из лифта на подземную железнодорожную платформу и сели в трамвайный вагон с вагоновожатым. Я не удивился. «Нумера» — это было не в этом здании.