Когда Лариса мне рассказала о случившемся, я сначала прифегел и задумался, а потом созвал всех китайцев и рассказал им всю правду. Правда о том, что они в этом мире единственные люди и что он, — этот мир немного сказочный, им, к моему удивлению понравилась. И в отличие от меня, они почти не удивились. Они просто выслушали меня, все разом поклонились и спросили меня, могут ли они идти дальше работать, словно не услышали ничего нового.
Раз я и сейчас не подтвердил свой статус бога, то меня стали называть князем. Ларису же называли по имени через префикс «Дэхуань». Только через некоторое время я вспомнил, что сказал китайцам, что «они» в этом мире единственные люди. «Они», а не «мы». Почесав затылок, я махнул рукой. Князь, так князь. Ванцы, так ванцы.
— Вот описание вашего объекта, — сказал Уильям Кейси, директор ЦРУ, занявшему кресло после скоропостижного ухода Стэнсфилда в восемьдесят первом году.
Он передал папку человеку невысокого роста, носом, цветом кожи, кучерявостью и маслинообразными глазами похожему на грека.
— Греческий рыбак, да, хм, — подумал и хмыкнул Кейси. — Папку не открывайте. Я сам её не открывал. Откроете после того, как выполните первую часть работы, то есть прибудете на точку выстрела.
— Отчего такая сложность, сэр? Суда по месту, там никто очень значимый находиться не может, сэр. Не президент же Советского Союза туда приедет?
— Сказано вам, Боб, не задавайте лишних вопросов. Я уже двадцать раз пожалел, что привлёк вас к этому делу. Однако, заднего хода у этого парусника нет. Вопросы по существу есть?
— Нет, сэр.
— Ну и с Богом!
Кейси едва не перекрестил вставшего из-за стола и прошедшего к двери кабинета человека, которому предстояло убить того, который представлял для Соединённых штатов угрозу номер один.
Папку Кейси передал Рональд Рейган, его шеф и нынешний президент Соединённых штатов. А тому папку передал Джими Картер — предыдущий президент. Тот по его словам, тоже не открывал досье. Кейси тоже воздержался от просмотра. Такая была установка. Ликвидация намечалась предыдущей администрацией и не в штатах, а значит не влияла на расклад политических сил внутри страны. На папке было написано «Цель номер один». И всё.
Я вдруг вспомнил, что в той суете и круговерти, что закрутил сам я как-то позабыл про Флибера. Да и вообще я к нему в последние годы редко обращался. Он в мои дела не лез, я его не о чём не спрашивал и не просил. А о чём спрашивать, что просить? Что он мне мог дать? Я-то всё в людьми общаюсь, с Ларисой, сыном… Кхм!
— Хм! Неудобно, как-то, — подумал я и позвал: — Флибер!
Нет ответа.
— Флибер, спишь? — тишина.
— В спячку провалился, что ли? — более настойчиво задал я вопрос.
По моей спине вдруг потекла струйка холодного пота. Март месяц, однако, тысяча девятьсот восемьдесят шестого года. До дня рождения три дня. А тут такой казус.
— Просыпайся, мать твою! — приказал я.
Глухо, как в танке.
— Чёрт!
Я метнулся к двери, ведущей в одну из спален «того мира». Лариса с сыном находилась там. За дверью находилась знакомая мебель.
— Фух! — выдохнул я, вытирая выступившую испарину.
Открыл, закрыл другие «железные» двери, ведущие в волшебные миры. Всё имеет место, даже Багамы две тысячи восемьдесят один. Хм! Странно! Куда это он запропастился? Боты, в которых мы с Флибером переместили мои «старые» матрицы, находились на связи и я, как панцирный моллюск, вижу ими всеми одновременно.
— Хм! Что за хрень? — спросил я сам себя. — Где Флибер?
И тут я вспомнил, что он мне говорил.
— Ска, — процедил я сквозь зубы. — Как, млять, царевна лягушка… Не бросай кожу в печь, Иван царевич…
Флибер как-то сказал мне, что он привязан к самой первой матрице и что её передавать, кому бы-то ни было, не желательно. Он точно не знал, что может произойти, но пробовать, — ну его нафиг. А я и забыл про этот разговор. А как-то по забывчивость матрицу ту и отдал одному из китайцев-строителей. Чтобы сообразительней были. Простых «установок» нейронных схем рабочим при исполнении ими сложных технологических операций не давали нужного эффекта.
— Вот, млять! — выругался я. — Хрена себе я попал!