Выбрать главу

Юрий Петрович положил трубку на стол.

– Но это нечестно! – подпрыгнула Лариса Феоктистова. – По какой причине я должна лишаться чего-то из-за плохой памяти Анатолия?

– Поосторожнее, дамочка! – разозлился блондин. – Нечего меня в качестве примера склеротика приводить. Сама-то помнишь, что во времена динозавров делала?

– А ты? – прищурилась Феоктистова. – Пятнадцатое октября девяносто девятого у тебя в мозгу отложилось?

– Если напрягусь, то вспомню, – буркнул Плотников.

Лариса бесцеремонно показала пальцем на Анатолия.

– А если он соврет? И остальные тоже? Возьмут и придумают историю? Как проверить, правду человек говорит или лжет?

– Бросить его в бассейн, – пробормотал Кирилл.

– Зачем? – не поняла я.

Феликс поставил на блюдечко пустую чашку.

– В Средние века женщину, подозреваемую в колдовстве, кидали в воду. Если она тонула, значит, не была чернокнижницей. А вот коли гребла к берегу, тогда точно колдунья. Еще ведьм взвешивали, и все, кто тянул менее чем на пятьдесят кило, считались помощницами дьявола.

– Похоже, у меня в те времена не было шансов выжить, – усмехнулась я, – и плаваю хорошо, и вес маленький.

– Успокойтесь, топить никого мы не станем, – с серьезным видом заявил адвокат. – Виктор Маркович оставил еще одно письмо. Оно запечатано, конверт вскроем в день отъезда гостей. Я знаю, что Шкодин рассказал там о тех добрых делах, которые вы ему сделали. Вот и проверим, кто действительно вспомнит о встрече с Виктором Марковичем, а кто нет. И еще одно: выбирать подарки нужно самому, не обращая внимания на советы других людей.

– Моему мужу такое условие не понравится! – заявила вдруг Лариса.

– Извините, госпожа Феоктистова, но его имени в завещании нет, указано только ваше, – уточнил Юрий Петрович. – Последняя воля Виктора Марковича выражена ясно: родственники, так сказать, главных героев приглашены для отдыха, права голоса при выборе предметов они не имеют. Тот, кто нарушит это условие, начнет давить на мужа-жену, немедленно покинет особняк.

Виктория, усмехнувшись, повернулась к супругу.

– Понял? Тебе сейчас под зад коленкой дадут.

– За что? – изумился Сергей Леонидович.

– Ты еще спрашиваешь! – разозлилась Кузнецова. – Кто на меня насел, когда мне вазочка понравилась? Юрий Петрович, пусть он сматывается.

– Не знал о том, что нельзя собственной жене запретить глупость делать, – начал оправдываться Сергей.

– Виктор Маркович поступил опрометчиво, – поморщилась Феоктистова. – При всех Серега молчать будет, а как только в спальне с Викой останется, мигом начнет ей плешь проедать. Или в комнатах установлено видеонаблюдение?

– Я тебе не Серега! – вскипел Кузнецов. – Обращайся ко мне «Сергей Леонидович», а жену мою зовут Виктория Ивановна. Усекла?

– За гостями подсматривать мы не собираемся, – отрезала Нина.

– Господин Шкодин был на редкость разумным человеком, – продолжал Юрий Петрович. – Конечно, он понимал, что муж и жена одна сатана, второй член пары в тиши спальни будет раздавать указания, и помешать этому невозможно. Посему в его пояснении значится: прилюдно советчикам надо молчать. Что же касаемо господина Кузнецова, то Сергей Леонидович на самом деле понятия не имел об условиях получения подарка. Я их только что озвучил, ранее вам просто сказали: выбирайте что хотите. Поэтому супруг Виктории Ивановны останется с нами.

– Если кого-то выгонят за нарушение озвученных условий, его вещь может другой человек взять? – уточнил Анатолий.

– Нет, – отрезал адвокат.

– Четырнадцатое октября… – протянула Виктория и посмотрела на мужа.

Тот демонстративно отвернулся.

– Хоть дырки в нем глазами продырявь, сказать он ничего не может, – расхохоталась Лариса. – Не расстраивайся, потом в спальне подсказку даст.

– Нет, – огрызнулся Сергей Леонидович, – мне нечего подсказывать. Мы с Викой тогда еще не познакомились.

Кузнецова прикрыла глаза и стала вспоминать:

– Я учусь в техникуме… Осень, значит, я хожу на занятия… Живу с мамой, папа уже умер… Нет, невозможно в деталях восстановить день, который я прожила кучу лет назад!

– Лично я не помню, что неделю назад делала, – призналась Лариса Яковлевна.

Феликс потянулся к чайнику, обронив как бы про себя: