Оказалось, что храм находился недалеко от дома, где жили Катя и Арсений. Но они никогда там не были. Да и зачем оно было нужно? Днем Катя была занята домашней работой, вечером уставшая мыла посуду и гладила чистые рубашки Арсению. В выходные они либо прогуливались в парке, либо, если везло, ходили в ТЦ, чтобы купить что-нибудь для дома. Отец Демид остановился у дверей в храм, перекрестился три раза, поклонился и взглянул на девушку. Она сделала то же самое и почувствовала, как с души свалился камень. Это чувство невозможно описать. Но даже дышать стало легче. Было такое ощущение, что та Катька Гордеева осталась за дверьми, а Катерина Фёдоровна ступила в храм. Она глубоко вдохнула запах ладана, которым были пропитаны иконы, все занавески, платки, да даже каждый кирпичик, из которых и было построено это священное место.
— Батюшка, к вам пришли... Вера, которая... причаститься хотела. Ждет вас. — Полушепотом произнесла пожилая женщина в белом платке и бросила кроткий взгляд на Катю. — Ну что ж ты в храм, да с непокрытой головой? Иди сюда...
Она провела Катю в свою каморку, несколько минут искала что-то по шкафам и достала белый кружевной платок, который сама же и повязала девушке на голову. Все. Абсолютно все в храме напоминало Кате о Тимофее. Стоило лишь пройти к одной из икон, как в памяти всплывал тихий шепот любимого. Как он, склонившись на девушкой рассказывал ей на ухо о том, как и когда была написана икона. Катя восхищалась тем, что он знал все и обо всем. Всегда рассказывал что-то, по-доброму смеялся, когда девушка удивлялась чему-то и сладко целовал. С ним было легко и спокойно.
— Спасибо вам большое! Мне стало легче немного... — послышался звонкий женский голос, после чего Катя увидела взрослую женщину в сером платье чуть ниже колена.
— Верить нужно только хорошее. Раз уж так вышло, значит Господь так распорядился. Нам людям сложно понять мысли Господа, но раз уж он выбрал вашу сестру, значит хочет одарить ее новой жизнью! Вы же понимаете, что душа - она вечна.
Женщина кивнула, вытерла слезы салфеткой и прикрыла на мгновение глаза. Батюшке она едва доставала до плеча, отчего казалась беззащитной. Она была настоящей и не скрывала эмоций. Темные волосы с проседью были частично убраны под платком, длинная челка лезла ей в лицо, но та будто бы не замечала. Красивая женщина, но несчастная... На вид ей было не больше пятидесяти, Катя заметила обручальное кольцо и вздохнула, взглянув на своё кольцо. Вновь перевела взгляд на женщину, всматриваясь в нее. По одежде было видно, что она жила в достатке, но грустные заплаканные глаза говорили, что судьба несчастна. Столько боли в глазах... Катя, наверное, выглядела также. Ей было тяжело. Без любви жизнь совсем другая... совсем серая.
Женщина задержала взгляд на Кате, а после надела светлое пальто и вышла. Хотелось бы узнать, что тревожило эту незнакомую грустную женщину, но это выглядело бы глупо. Да и неприлично.
Вскоре начали приходить люди на службу, и Катя с замиранием сердца смотрела на то, как они себя вели. Но... все было совсем не как дома. Все было по-другому. Люди словно были на представлении, а не на службе. Молились, будто отмахивались от назойливой мухи. Столько грязи в них было, что Катя собиралась уходить, но вдруг услышала голос отца Демида. Он пропел молитву, и Катя словно по привычке перекрестилась. Она осталась. Просто потому что услышанное вновь вернуло ее домой.
Девушка выстояла несколько часов, сдерживая слезы каждый раз, как только мысли возвращали ее к Тимофею. Люди начинали расходиться, а Катя решила ещё немного времени провести в храме. Это место напоминало о доме, о том месте, где она была счастлива. Воспоминания переносили её к Тимофею, который рассказывал ей обо всем, о чем она только спрашивала. Если бы только был хоть какой-то способ вернуться, Катя бы не раздумывая сделала это. Да и что тут думать? Ее ведь тянуло туда... в место, где нет машин, заводов и множества магазинов. В место, где люди живут по-настоящему. Перед глазами всплыла картина, как Аркашка с другими крепостными наряжает елку во дворе, как искренне смеется Настенька, как Иван Георгиевич ворчит и препирается с Анной Дмитривной.