— Молитвы были услышаны... — прошептала Катя, проводя пальцами по позолоченной раме одной из икон. — Спасибо...
Всего лишь две недели нужно потерпеть здесь, чтобы жить долго и счастливо там. Но девушка была уверена в том, что это время будет тянуться слишком медленно. Нужно было как-то справляться. Как? Проводить дни в храме? Вряд ли это понравится Арсению. Сразу же заподозрит что-то неладное. Нельзя так рисковать. Нужно было вернуться домой и заняться домашними делами: приготовить ужин, выстирать вещи, сменить постельное. От одной только мысли становилось не по себе, но это нужно. Раньше Катя всегда занималась домашними делами, это в поместье Браницких у нее была прислуга, а здесь все нужно делать самой.
Перекрестившись несколько раз девушка неспеша направилась к дверям, чтобы скорее вернуться домой, но услышала за спиной тихие шаги. Стоило бы не обращать на них внимания, но Катя обернулась, столкнувшись с усталым взглядом отца Демида.
— Доброго дня. — Проговорил он, чуть поклонившись и тяжело выдохнул.
— Не скажу того же, можете не ждать.
— Стоит отпустить все обиды.
Нервный смешок вырвался из груди, и девушка покачала головой, разворачиваясь и продолжая свой путь к двери. Но шаги за спиной возобновились.
— Я не считаю вас сумасшедшей.
Катя резко остановилась и обернулась, глядя в глаза мужчины.
— Нет? Тогда зачем же вызвали скорую? Я провела... не один день в больнице! И все из-за вас! Вы не имели права рассказывать то, что я вам рассказала! Господь все видит, Он накажет вас! Вот увидите! Вы еще вспомните мои слова!
Отец Демид нахмурился, затем тяжело выдохнул и кивнул:
— Согласен с вашими словами. Но я очень рад, что вы здоровы! Наведывайтесь в храм, молитесь чаще.
Девушка еле сдержалась, чтобы не послать мужчину к праотцам, кивнула головой и вышла из храма, направляясь домой. Воздух нельзя было назвать свежим. От шума голова раскалывалась, но Катя успокаивала себя, говорила, что это ненадолго. Нужно немного потерпеть, чтобы потом жить и радоваться жизни, растить Павла и родить еще детей от любимого Тимофея.
Катя зашла в квартиру, прошла в комнату, начиная уборку с самой дальней комнаты. Грязные рубашки Арсения валялись рядом с корзиной для белья, остальные вещи были разбросаны по всей квартире. Он просто привык, что мамочка вечно за ним все убирает. Стянув с кровати постельное, Катя замерла. Очередное чужое воспоминание становилось ее прошлым...
— Не вздумайте подходить ко мне, мерзавец! — кричала Катерина, отходя от Тимофея. — Я позволила вам жениться на мне, позволила касаться моих губ, чтоб вы не опозорились, но большего вы не получите... нет! Я вас ненавижу! Вы отняли у меня свободу... я больше не принадлежу себе из-за вас!
Мужчина стоял на пороге спальни в то время, как сама Катерина стояла оперевшись на туалетный столик рукой. По её щекам текли слезы, а свободная рука, пыталась оттянуть тугой корсет и вдохнуть побольше воздуха.
— Я всего лишь хотел...
— Помочь? Вы хотели помочь моему отцу? Ежели так, то вы могли просто дать нам денег, а не устраивать этот... этот... я даже слов подобрать не могу! — не унималась она, пройдя от столика к окну. — Я никогда не полюблю вас... вы мне противны! Вы самый мерзкий человек, которого я когда-либо знала!
— Рано или поздно вы сжалитесь надо мной и примите эту жизнь. Вы полюбите меня так же, как я вас полюбил.
— Лжец! — выкрикнула девушка, оборачиваясь, но Тимофей уже вышел из покоев и закрыл дверь. — Ненавижу! Я ненавижу эту жизнь! Мне она не нужна!
Упав на колени, Катерина прижала руки к груди и разрыдалась ещё сильнее. День свадьбы оказался самым ужасным днем, но где-то в глубине души, девушка была благодарна тому, что Тимофей не заставлял ее любить в ответ. Она продолжала быть той же девкой из ближней деревушки, но в то же время уже обрела титул графини. Катерина могла делать то, чего желала ее душа. Именно в этот вечер, как только все заснули, она и отправилась в ближайший кабак, чтобы залить израненную душу алкоголем.