Думая обо всех перипетиях, выпавших на нашу долю (я имею в виду и себя, и Генри), я считаю, что завершить это повествование нужно описанием моей эрекции, эрекции члена с удаленной крайней плотью, эрекцией еврейского папаши, и тем самым напомнить тебе о том, что ты сказала, когда тебе в первый раз случилось прикоснуться к моему половому органу. Меня вовсе не огорчила твоя девственная неуверенность в таких делах — меня позабавило твое изумление при виде восставшего члена. Я робко спросил тебя: «Разве тебе это неприятно?» «Ах нет, он прекрасен, — ответила ты, деликатно обхватывая его своей ладонью и удивляясь его размерам. — Меня поражает это явление само по себе: с ним происходит мгновенное преображение».
Мне бы хотелось, чтобы эти слова стали кодой той книги, в которой ты так нелепо заявила о своем желании уйти от меня. Куда ты хотела уйти, Мариетта? Может быть, ты думала, что со мной нет и не будет никакой жизни? Но пошевели мозгами, душа моя, подумай своей восхитительной, умной головкой: эта жизнь очень напоминает ту, на которую надеялись мы все: и ты, и я, и наше будущее дитя.