========== Глава 1. Возвращение ==========
Противный писк разносится по помещению, оповещая о наступлении очередного утра. Резко открыв глаза, подскакиваю на кровати и тороплюсь выключить назойливый будильник. Тяжело вздыхая, медленно провожу рукой по лицу в попытке прогнать остатки сна, а потом включаю лампу, висящую на серой облупившейся стене у изголовья постели, и неохотно ступаю босыми ногами на холодный пол своего маленького отсека.
Зевая и потягиваясь, бреду к шкафчику у входа, возле которого слышны голоса из коридора. Еще очень рано, и многие спят, либо только просыпаются. Должно быть, шум создают те, кто возвращается к себе после ночного дежурства. Сгребаю с полки привычные серые брюки и рубашку и направляюсь в уборную, чтобы привести себя в надлежащий вид.
Каждый день моей жизни в Тринадцатом однообразен и скучен настолько, что я чувствую себя роботом, выполняющим все свои функции в соответствии с заложенной программой: подъем, завтрак, выматывающие тренировки, обед, инструктаж по стрельбе с бойцами, ужин, отдых, сон. Президенту Койн больше не нужна Сойка-пересмешница. Некогда главный символ революции превратился в живой исторический экспонат, который изредка показывают людям на собраниях и важных публичных выступлениях. Я больше не призываю к единству и справедливости, не рвусь в бой.
Прошло почти пять лет с момента восстания дистриктов, но режим боевой готовности не отменен по сей день, ибо активная война перешла в холодную. Когда-то единый Панем раскололся на два государства: свободный и старый. Немало времени потребовалось народу, чтобы прийти в себя, оправиться от потерь и смертей, забыть звуки выстрелов и взрывов, но мы двигаемся дальше. В новой стране каждый гражданин смог найти себе занятие по душе.
В более отдаленных дистриктах от бывшей столицы идут восстановительные работы: отстраиваются дома, школы, медицинские центры, а люди продолжают заниматься привычными ремеслами: разведением скота, рыболовством, сельским хозяйством. На приграничных территориях базируется большая составляющая наших войск. В Третьем очень часто проводят боевые учения и занимаются разработкой и испытаниями оружия. Нам не удалось освободить Капитолий, Первый и Второй дистрикты, а также часть Седьмого. Что происходит за колючими заборами под высоким напряжением, широкими полями на которых поджидают всевозможные ловушки нам не известно. Связь с этими землями давно утрачена.
Как-то раз Бити упоминал в разговоре о каком-то невидимом куполе, который простирается на огромные территории, не давая нам перехватить сигнал из Капитолия и выяснить, что происходит в старой столице и в не освобожденных дистриктах. Но наблюдения продолжаются: Бити и сейчас в своем родном дистрикте пытается взломать их непробиваемую систему, а отчеты отправляет в наш центральный военный штаб, который так и остался в дистрикте номер Тринадцать.
Койн не спешит опускать руки: война не окончена и враг не повержен. Жители Первого и Второго должны иметь право на выбор, а не жить под гнетом Сноу. Что касается смерти Сноу, то в этом я ее полностью поддерживаю: не могу простить убийство Цинны и… Пита. Как давно это было и как глубоко живет в груди боль и жажда отмщения, ожидая своего часа. По правде говоря, я и раньше была не из тех, кто легко прощает и отпускает. Особенно, если это дорогие мне люди. Сноу забрал у меня Пита, а я не смогла его спасти. Я часто думаю об этом: прокручиваю в памяти все события, ища моменты, когда можно было все исправить. Возможно, революция бы увенчалась успехом. Возможно, жертв оказалось бы гораздо меньше. Возможно, мы с Питом были бы вместе. Слишком много этих «возможно», и мне приходится жить с этим дальше. А боль — такая же, как прежде.
У двери отсека поправляю форму и нажимаю кнопку на наручном браслете, который тут же показывает мое расписание. Завтрак будет только в восемь, а сейчас половина седьмого, поэтому решаю проведать Прим, которая должно быть уже вернулась с работы. Она живет в соседнем отсеке: после отъезда матери, как врача, в зону повышенной боевой готовности, мне было доверено приглядывать за ней. Но за взрослой девушкой, достигшей совершеннолетнего возраста, особо не последишь. Теперь у нее своя жизнь: стажировка на врача и любимый парень.
Выхожу в коридор и оглядываюсь по сторонам. Мимо проходят несколько ребят; они кивают мне, приветствуя, и продолжают свой путь. Подхожу к соседней двери и тихонько стучусь. Выжидаю несколько секунд, но дверь по-прежнему закрыта, а изнутри слышен только легкий скрежет и жалобное мяуканье старого Лютика. Это значит только одно — Прим еще не вернулась. Вздыхаю и неохотно отхожу от входа в отсек, решая, чем занять себя пока есть время. Ответ приходит незамедлительно: я спешу туда, где могу быть свободной.
Большой грузовой лифт, дребезжа металлическими ограждениями, на высокой скорости поднимает меня на поверхность из глубоких подземных катакомб Тринадцатого, что я едва успеваю различать очертания людей, находящихся на чередующихся ярусах, а уши закладывает от давления и шума. Я с нетерпением жду, когда смогу глубоко вдохнуть свежий воздух и увидеть солнечный свет. Наконец лифт замедляется, достигая последнего этажа. Отодвигаю тяжелую решетку и выхожу в главный ангар. Здесь тихо и пусто, лишь тяжелый запах пыли сильно щекочет нос и не позволяет дышать полной грудью.
Торопливо шагаю к высоким воротам, мимо планолетов и ящиков с боеприпасами. Шум, создаваемый моими сапогами, эхом разносится по округе, отчего я чувствую себя неуютно.
Приложив немного усилий, отпираю ворота, ведущие к свободе. Скрипя и сопротивляясь, дверь отодвигается в сторону, и я щурюсь, пытаясь привыкнуть к ярким солнечным лучам.
А впереди — зеленый лес, простирающийся на сотни километров, скрывая дистрикт от любопытных глаз. На душе становится так легко, что, закрыв ворота, я спешу поскорее оказаться в его тени.
Ноги готовы сорваться на бег, но вспоминая, что местность охраняется, стараюсь держать себя в руках, пока не скроюсь от наблюдателей за пушистыми ветками деревьев. На середине взлетной площадки я останавливаюсь и позволяю себе оглянуться.
Над обросшей мхом полукруглой крышей ангара возвышаются две темно серые сторожевые башни, которые едва можно различить среди макушек деревьев. Мне не видно охрану, но я прекрасно знаю, что за мной сейчас наблюдают. Отворачиваюсь и быстро шагаю вперед, торопясь исчезнуть в зарослях. Там, найдя истоптанную мною тропинку, я двигаюсь на северо-восток.
Этот лес, конечно, не похож на тот, что в дистрикте Двенадцать: здесь больше хвойных деревьев, но запах травы, на которой поблескивает утренняя роса, и пение птиц полюбились мне не меньше.
Уже издалека слышен звон горного ручейка, а где-то рядом со мной с глухим стуком падают несколько сосновых шишек. Я петляю среди разросшихся кустарников, вдыхая свежий лесной воздух. Дойдя до водоема, аккуратно спускаюсь вниз по скользким и покрытым мхом камням к берегу. Здесь очень красиво и спокойно. Высокие деревья бережно скрывают меня от жары, распушив свою листву, в которой притаились птицы, а быстрый поток родника приятно холодит кожу.
Теперь этот лес стал для меня вторым домом, где я могу быть собой. Убежищем, где, скинув маску силы и отваги, я становлюсь настоящей Китнисс Эвердин, скучающей по свободе и прежней жизни. Не отправленным в отставку символом, не солдатом, способным убивать и обучающим этому других, а обычной девушкой, ищущей покой и уединение. Ручей стал для меня местом, где я могу оплакивать людей, которых лишила меня война. Его сильное течение воскрешает в моей памяти образ Цинны, неповторимые узоры ручейков на камнях — Эффи, а чистая горная вода — Пита.
Я часто вижу их в своих кошмарах. Особенно Пита. Но бывают и хорошие сны, в которых его руки плавно раскачивают меня в своих объятиях, а тихий шепот обещает, что так будет всегда. Однако проснувшись, я понимаю, его излучающее надежду всегда превратилось в разрывающее сердце никогда.
Прикрываю глаза, позволяя слезам умывать мое лицо, и прижимаюсь к широкому стволу старого дерева, отдавая всю боль и заряжаясь его жизненной силой.