В Андорре все маленькое – домики, улочки, церкви, площади – все, кроме гор. Банки тоже маленькие.
Персен делил комнатку со своим секретарем. Он же помощник, он же казначей банка. Звали парнишку Хоакином, носил он чудесную фамилию Арзак, и был он чуть старше меня. Но очень гордился своим положением в городе – помощник главы одного из крупнейших андоррских банков – едва ли не эти слова были выбиты на его визитке, которую он вручил мне с самого начала.
– Буэнас тардес, сеньор, – секретарь Пьера вежливо привстал изза своего стола и еще чтото длинно и трескуче пролопотал на испанском или каталанском – на слух и не разберешь.
Мы с Томом переглянулись и синхронно пожали плечами, объясняя друг другу, что ничего не поняли из услышанной скороговорки. Том немного понимал пофранцузски, но выступать парламентером не решился.
– Но энтиендо, – сказал Том и развел руками.
– Здравствуйте, сеньор Арзак, – решил попытать я свою удачу. – Мне нужен месье…
– А вот и я! – Пьер пухлой молнией влетел в кабинетик и стало в нем совсем тесно. – Закария, дорогой мой, я так заждался тебя, что успел немного проголодаться! Долли звонила еще пять часов назад! Простишь мне эту небольшую слабость?
Он по очереди пожал нам руки и цыкнул зубом на Хоакина.
Вслед за секретарем вышел Том.
– Итак, дорогой Закария, ты, наверное, приехал узнать, как движутся дела по референдуму? – Пьер достал из тумбы под столом бутылку красного вина, с широким горлышком, оплетенную виноградной лозой в виде легкой дырявой корзинки, и головку сыра. – Мой банк – еще и большой держатель здешних вин. Торгуем немного. «Риохо», красное, попробуешь?
– С удовольствием. Пока ехали, успели немного… подсохнуть!
Мы рассмеялись.
Вино оказалось неплохим, чемто похожим на грузинские «Оджалеши» или «Сигнахи», только полегче.
Недолго, скорее, для соблюдения приличий, чем интересуясь на самом деле, мы поговорили о здоровье и домашних делах и перешли к работе:
– Демократы, через которых я действую, выбрали сегодня утром для голосования четвертое сентября. – Прихлебывая маленькими глотками вино, сообщил Персен. – Времени достаточно, чтобы принять коекакие меры…
– Что нужно сделать, Пьер?
– Нужно обеспечить всех будущих подданных работой. Чтобы народ перестал смотреть в сторону Испании и Франции. Фабрику телевизоров, компьютеры, горноспасательное оборудование, связь – областей вложения капиталов множество. Не все они станут прибыльными, но ведь не прибыль важна? Потом перепродадим производство какимнибудь американцам. Пара тоннелей сделает здешний народ гораздо счастливее. Неплохо было бы вложить немного денег в местный университет, построить для него небольшой кампус, возможно несколько ежегодных лекций профессоров из Сорбонны или Комплутенсе. Стань для них родным отцом и за те тысячу франков и пять сотен песет, что мы платим в Париж и СеодеУржель (резиденция Урхельского епископа – второго номинального патрона княжества, деньги, о которых упоминает Персен – ежегодная дань подданных своим номинальным князьям), твои подданные станут носить тебя на руках!
– Все так просто?
– Я вот прикинул примерную смету, – Пьер полез в свою всевмещающую тумбочку, – вот. Думаю, за пару сотен миллионов франков ты можешь стать не только князем или королем – это уж как с Папой договоришься, но и живым богом Ра или на местный манер – Егуцки, как захочешь!
– Мне нужно будет здесь бывать до референдума?
– Тебе нужно будет здесь жить, Захария! Носить на руках маленьких сопливых андоррцев, помогать старухам переходить через улицы и снимать кошек с деревьев. Пить только местные вина и есть только здешний сыр!
– Не царское это дело, – я представил себя карабкающимся по сосне за какимнибудь полосатым «Базилем».
– Дватри месяца вполне можно потерпеть. Много ли в нынешнем мире монархов? Не считая туземных, конечно? И тех, которые в изгнании.
Я стал считать:
– Японский, испанский, бельгийский, голландский, английский, датский, норвежский, шведский, Люксембурги, Лихтенштейны, Гримальди, еще святоши из Ватикана и Мальтийского дворца. Еще немного арабов, азиатов, африканцев… Пальцев не хватит.
Пьер наполнил еще раз бокалы, протянул один мне:
– Это хорошее занятие – править своей собственной страной. Ты же не станешь обижать ее граждан?
– Зачем?
– Ну не знаю… Детские комплексы, желание объявить войну Советскому Союзу или Штатам?
Я едва не поперхнулся его фантазиями, уронил несколько капель вина на пол и на всякий случай сел.
– Нет? Ну тогда все замечательно. Программу развития страны я тебе составлю. Всех территорий. Ведь наша договоренность в силе – премьерминистром буду я?
– Верно. Только имей в виду, что воплощать эту программу тоже будешь ты.
– Я на это и намекаю. С МВВ все вышло отлично, я тебя не подвел! – напомнил мне Пьер о нашей первой крупной операции.
С «Мессершмиттом» и в самом деле вышло неплохо. Там все еще сидели в директорах прежние люди, но герр Шульц из венского офиса OMV уже искал новых. Не потому что я считал некомпетентными старых, они вполне еще могли сослужить службу, но все вместе они однажды уже завели фирму в тупик и давать им возможность сделать это еще раз я не собирался.
Комиссионные Персена составили достаточно круглую сумму, так что жаловался на недоверие он зря.
– Я верю тебе, Пьер. Продолжай в том же духе. Думаю, что через месяц я смогу переселиться сюда из Лондона. Завтра же пришлю своих людей для подготовки. И деньги тоже завтра получишь. Действуй, Пьер!
– Вот еще что! Есть некоторое количество бумаг по немецким делам, которые тебе нужно бы подписать, – вспомнил Пьер. – Доверенности, распоряжения, ну, ты понимаешь.
– Я подпишу, Пьер, но и у меня к тебе есть еще одно дело.
Мне пришлось рассказать историю Квона и Шона, вызвавшую у Персена взрыв смеха.
– Квон испугался, значит? А Малкольм месяц работал впустую, подготавливая «поглощение века»? Насмешил, Зак. Так насмешил, что… Слушай, давай напишем киносценарий? В главной роли бедняги Квона – Пьер Ришар, злой Депардье пытается его разорить, все эти переживания, метания, надежды! А в конце выскакивает Бельмондо и им обоим… Это ж надо такое!
Мнето совсем было не весело. Я допил вино и поставил бокал на какието важные бумаги.
– Так вот, Пьер, я больше не хочу сталкиваться с таким идиотизмом, когда правая рука не знает, что делает левая. Понимаешь?
– Да уж, – пробормотал покрасневший Пьер.
– И вот что я придумал: координировать деятельность моих людей будешь ты и твой банк. Если я вскоре стану королем этой замечательной страны, то и дела мои вести должен андоррский банк, не так ли?
Персен задумался. Он прошелся по кабинету от окна до двери, потом обратно, покачался на носках туфель у вида на горы.
– Скажите, мистер Майнце, – очень вежливо начал толстяк, – ведь ваше состояние никак не меньше десяти миллиардов долларов. Так?
– Ну, около того. Не меньше.
– И вы, по сути, предлагаете мне и моему маленькому банку заняться управлением этими деньгами?
– Верно, Пьер.
Он опять надолго задумался и снова забегал по кабинету, как ходят тигры в зоопарках вдоль клеток: влевовправо, влевовправо, безостановочно, с настойчивостью упертого упрямца.
В конце концов его пухлые ножки не выдержали этой беготни, он плюхнулся на стул и выдохнул:
– Вынужден отказать вам, мистер Майнце. Нетнетнет! Не уговаривайте меня. Я прекрасно себя знаю. У нас просто не хватит квалификации – справиться с такими деньгами! Я боюсь все испортить. Одно дело – быть главным в этом андоррском болоте, и совершенно другое – то, что вы предлагаете, я не смогу, я не справлюсь!
Признаться, он смог меня удивить! Я видел, как сильно ему хочется – до слез, но в то же время он прекрасно соображал, что это необыкновенно серьезная ответственность и отказался! Теперь я точно знал, что именно Пьер мне нужен для этого дела.