Таким образом, уже тогда Высоцкий выразил свое главное творческое кредо — никаких сделок с официозом. Отметим, что кредо это родилось на фоне поистине грандиозных свершений, которые тогда происходили в СССР и которые многих сверстников нашего героя вполне искренне завораживали. Например, в тех же газетах и журналах публиковались весьма простенькие стихи непрофессиональных поэтов, которые славили многие тогдашние начинания: целину, освоение космоса, ту же борьбу с преступностью и т. д. и т. п. Взять, к примеру, будущего коллегу Высоцкого по «Таганке» Леонида Филатова. В конце 50-х он подвизался писать в одной из ашхабадских газет (он жил там до своего переезда в Москву) гражданско-патриотические басни, призывающие молодых людей осваивать самые разные профессии. Другой их будущий коллега по актерскому цеху — Георгий Бурков — в те же годы задумал писать трактат о… грядущей победе коммунизма. Короче, многие молодые люди в те годы были по-настоящему увлечены пафосом грандиозного строительства, которое велось в СССР. Однако Высоцкий этого энтузиазма оказался практически начисто лишен, о чем наглядно свидетельствует история с песней «Сорок девять дней». Зато блатная тема захватила его, что называется, с головой.
Была еще одна причина, по которой Высоцкому самой судьбой была уготована участь исполнять блатные песни — голос «с трещиной». Человек с таким голосом, кажется, был просто рожден для того, чтобы петь «Нинку» или «На Большом Каретном». И не случайно поэтому сам Высоцкий, отвечая в июне 1970 года на вопрос анкеты: «Чего больше всего боитесь в жизни», ответил: «Потери голоса».
А мы-то, пацаны 60—70-х, слушая его песни, думали, что голос у него не иначе как «пропитой». Да и сам Высоцкий как-то однажды рассказал следующее: «Я со своим голосом ничего не делаю, потому что у меня голос всегда был такой. Я даже был когда-то вот таким маленьким пацаном и читал стихи каким-то взрослым людям, они говорили: «Надо же — какой маленький, а как пьет!» То есть у меня всегда был такой голос — как раньше говорили, «пропитой», а теперь из уважения говорят — с «трещинкой».
Когда в 1956-м Высоцкий поступал в Школу-студию, о нем тогда говорили: «Это какой Высоцкий? Хриплый?» И он тогда пошел к профессору-отоларингологу, и тот выдал ему справку, что голосовые связки у него в порядке, и голос может быть поставлен. А то не видать бы Высоцкому актерской профессии как собственных ушей.
Не ошибусь, если скажу, что обладание голосом с «трещинкой» обеспечило Высоцкому 50 % его успеха как барду. Его неординарный голос стал той самой приманкой, которая заставляла миллионы людей слушать его песни и находиться в таком же состоянии, как пациент на сеансе у гипнотизера. В психологии есть такое понятие — акусфера (мир звуковых форм культуры). Так вот в программировании поведения человека звуки, воздействующие в основном не на разум, а на чувства, всегда занимают важнейшее место. Восприятие слова в большой степени зависит от того, каким голосом оно произнесено. Высоцкий произносил слова в своих песнях таким образом, что редкий человек мог не попасть под их гипнотическое воздействие. Все это давало лишние очки Высоцкому как манипулятору, заметно выделяя его из длинной череды многочисленных бардов, которые в те же самые годы активно манипулировали сознанием своих слушателей, однако достичь высот Высоцкого в итоге так и не сумели.
Между тем бардовская слава хотя и тешила в какой-то мере самолюбие Высоцкого, однако в материальную выгоду не оборачивалась — он представлял из себя в ту пору голь перекатную. Редкое явление в еврейской среде, где люди умеют «делать деньги». У Высоцкого это не получается, хотя у него уже на подходе был первенец — сын Аркадий. И причина крылась не столько в неумении барда «зарабатывать башли», сколько в его нееврейской болезни — алкоголизме. Как откровеннно пел он сам в одной из своих песен начала 60-х: