Не стоит переоценивать провидческие способности друидов. Все сообщения о знамениях, считавшихся у кельтов пророческими, таких как полет птиц и ход облаков, относятся к числу обычных суеверий, распространенных среди простого народа; даже прут и колесо, использовавшиеся ирландскими друидами, нисколько не выделяются из круга типичных средств прорицания, хотя их и можно назвать более специализированными средствами предсказания будущего. Гадание по внутренностям животных и по иным предметам входит в набор способов, используемых племенами, находящимися на самой низкой ступени развития; и ассамские наги, и туземцы Борнео предсказывают будущее, наблюдая за предсмертной агонией курицы; однако, с другой стороны, использование друидами для этой цели человеческих жертв, о котором сообщают Страбон и Тацит, нельзя не признать очень необычным обрядом, присущим лишь высоко организованным религиям.
В определенной степени это относится и к человеческим жертвоприношениям. Здесь следует различать практику, принятую у народов Полинезии, таких как жители Таити и Маркизовых островов или маори Новой Зеландии, которые приносят людей в жертву богам лишь в случаях чрезвычайной важности или крайней необходимости, и практику некоторых более высокоразвитых культур, которые превратили человеческие жертвоприношения в рутинное мероприятие, напоминающее беспрерывную бойню. Если судить о друидах по сообщениям римских писателей, которые с отвращением и негодованием смотрели на этот обычай, соблюдавшийся их же предками, то мы вынуждены признать, что у кельтов человеческое жертвоприношение входило в число обыденных дел и тем самым они приближались ко второй группе народов, упомянутой нами выше, а это наводит на мысли о кровавых избиениях, бывших в ходу у древних ацтеков, финикийцев и карфагенян. Конечно же, очень сложно уменьшить отвратительное впечатление, производимое рассказами о сожжениях жертв в плетеных клетках или о жестоком убийстве пленных женщин по приказу Боадицеи в честь Адрасты[135]; однако мы не должны забывать о том, что, по словам Диодора Сицилийского, в плетеных клетках сжигались преступники[136] и что в большинстве других рассказов о групповых человеческих жертвоприношениях речь идет о военнопленных, так что не следует сбрасывать со счетов возможность того, что эти кельтские жертвоприношения до некоторой степени определялись фактором экономической выгоды[137] и не были как таковые частью религиозной жизни. Примечательно, что в ирландских текстах почти не обнаруживается никаких указаний на то, что человеческие жертвоприношения были широко распространенным и часто практикуемым обычаем, а это говорит о многом, если мы вспомним, что Ирландия никогда не испытывала римского давления на свои обычаи, и особенно ввиду того, что христианские писатели вряд ли обошли бы молчанием пережитки или даже просто воспоминания о столь ярком явлении, которое можно было бы использовать в качестве замечательного обвинения против язычества. Тем не менее нужно также отметить интересный факт, что только в ирландской литературе мы встречаем упоминание об особой форме человеческого жертвоприношения, которое имело антиобщественный характер и потому должно рассматриваться как чисто религиозное установление, а именно, ритуальное убийство первенца. В Лейнстерской книге XII в. говорится, что ирландцы имели обычай приносить своих первенцев в жертву большому каменному идолу Маг Слехту. Однако так как о подобной форме жертвоприношения сообщается лишь в одной легенде, приведенной в столь позднем источнике, у нас есть все основания сомневаться в том, что она может служить свидетельством подлинного друидического обычая[138]. Слова Цезаря, отмечавшего[139], что в Галлии отцы не видели своих детей, пока те не становились взрослыми, считались подтверждением существования этого обычая в древности, так как предполагалось, что матери скрывали своих детей из страха, что их принесут в жертву; однако тот же обычай можно рассматривать как пережиток первобытного табу, так что вовсе необязательно на этом основании обвинять друидов в систематизированных убийствах детей, и в целом мы склоняемся к мнению, что они участвовали в человеческих жертвоприношениях скорее в качестве помощников в случайном народном очищении, чем[140] в качестве главных вдохновителей всего мероприятия. Античные авторы недвусмысленно подчеркивают случайную природу человеческих жертвоприношений, совершавшихся друидами, подразумевая, что они имели место лишь во времена серьезной опасности или же в те моменты, когда по какой-либо причине умами людей овладевало замешательство. Поэтому нет необходимости предполагать, что они составляли часть обычной практики друидизма. С другой стороны, неправильно было бы утверждать, что кельтские жертвоприношения не имели никакого отношения к религии; из рассказа Страбона, а также из ирландской легенды о Маг Слехте следует, что целью жертвоприношения было обеспечение плодородия и изобилия, и, если это так, невозможно отрицать, что друиды совершали ритуальные убийства как неотъемлемую часть их религиозной системы. Единственное, что мы можем сказать в их оправдание, — это то, что нет никаких свидетельств, подтверждающих, что они несли прямую ответственность за все кровавые жертвоприношения, в которых обвиняют континентальных кельтов, и потому у нас нет оснований причислять друидизм к известным нам религиям, отличающимся особенной кровожадностью.
138
Иного мнения придерживается Альфред Натт. См. The Voyage of Bran, II, 147f.; о человеческих жертвоприношениях в Ирландии см. также F. N. Robinson, Anniversary Papers — G. L. Kittredge, Boston, 1913, p. 185ff.