— Долгопупс! Минус пять баллов! Поттер, вы почему не проследили за количеством лишнего в котле? Вы безответственный…
Ну вот. Опять замер, затаил дыхание, жадными глазами так и сверлит, уши аж оттопырились, снова приготовился слушать очередную порцию правды про своего никчемного отца. А вот не буду говорить, назло тебе, Поттер! Перебьёшься. И тут совершенно внезапно вспомнилось вот это…
Вот-вот закончится тоннель. Уже виден впереди светлый квадрат открытой двери, за ней лунный полумрак и… Люпин? Да, Люпин, но как-то он странно выглядит. В следующий миг приходит понимание — ему осталось жить несколько секунд, потому что Люпин оборотился. Огромный волк пригнулся для прыжка, но опоздал, перед Северусом словно из ниоткуда выросла жилистая фигура Джеймса, сильные руки толкнули его, пятнадцатилетнего тощего Северуса, толкнули прочь, к выходу. А волк прыгнул. На Джеймса. Просто потому, что Джеймс шагнул навстречу волку, навстречу смертельному прыжку. Шагнул навстречу смерти в безрассудной уверенности, что Люпин помнит, что перед ним друг, и он, возможно, не станет его кусать. Гриффиндорец до мозга костей, храбрый, беспечно-отважный, принес себя в жертву оборотню, спасая жизнь Северусу. А уж как он потом расплевался с Блэком, ммм-м-м! Ненадолго, конечно, позже они всё-таки помирились, но те минуты ссоры весь Хогвартс до-о-олго потом обсуждал-обмусоливал. И как ни ненавидел Северус своего извечного врага, как ни уговаривал, ни убеждал себя, что Джеймс-де свою шкуру спасал, что дурак Блэк просто неудачно пошутил, факты оставались фактами — Джеймс Поттер спас ему жизнь.
Странно, что Люпин не разорвал Поттера, но… это как раз объяснялось тем, что Джеймс, оттолкнув Северуса к себе за спину, прыгнул к волку, в прыжке превратился в оленя и придавил зверя своим весом. И сдерживал его рогами, копытами и зубами. Волк рычал, вырывался, но не кусал. Весь страшный фокус заключался в том, что оборотень никогда не голоден. Человек — вот главная и желанная добыча оборотня. И олень для него бесполезен. Почему-то именно сейчас становится понятно, что Джим Поттер был действительно храбрым человеком, он рискнул шагнуть навстречу оборотню, рискнул превратиться в тесном для оленя тоннеле, рискнул подставить оленью шею смертоносному капкану волчьих зубов.
Северус вздохнул и вернулся в реальность, посмотрел на Гарри и увидел, что парнишка продолжает ждать, что же он дальше скажет про папу. А на чем он остановился?.. Ах да…
— Бессовестный разгильдяй, такой же бестолковый (прости, Джеймс, но твой сын хочет слышать именно это, как ни странно…), как ваш несуразный идиот папаша!
Гарри нахмурился, наверное из-за паузы, но выговором остался доволен. И кажется, хочет что-то сказать, вон как пытливо-выжидающе смотрит. Точно, хочет остаться с ним наедине в конце урока и что-то сказать или спросить. Наверное, про маму. Ох, ну ладно, пускай спрашивает.
Урок подошел к концу, Морочащую закваску так или иначе все сварили вполне сносно, кроме Невилла. Студенты собрали свои сумки и книги и заторопились на выход. Друзья Гарри хотели было задержаться и подождать его, но тот кивком отослал их. Северус молча наблюдал за тем, как Гарри нарочито медленно складывает свои вещи в сумку и собирается то ли с мыслями, то ли с остатками храбрости. Мда-а-а, может, пора сменить имидж? Как-то нерадостно от того, что тебя инвалид боится… Он невольно улыбнулся, припомнив кое-что.
— Мистер Поттер, вы помните василиска?
На лице Гарри радостное облегчение, и тут же последовал быстрый ответ:
— Да, сэр, я помню!
— А помните, как мы к нему шли по туннелю? (Тухлая печень дракона, и здесь туннель!)
— О да, сэр! Помню, как вы продирались сквозь глотку! — при этом Гарри чисто машинально, по старой памяти бросил взгляд на плечи профессора. Ну что ж, паренёк достаточно осмелел, и Северус мягко спросил:
— О чем вы хотели со мной поговорить, мистер Поттер?
— О Патронусе, сэр. Невилл говорит, что профессор Люпин не с того урок начал, лучше бы он про защиту от дементоров рассказал, чем про боггартов. Кстати, боггарта все испугались, никто не захотел его изучать. Скажите, а он и вправду настолько страшен?
— Настолько, насколько страшно смотреть на тело погибшего родственника. Полагаю, профессор Люпин просто не учел, что детям очень тяжело показывать свой страх перед всеми. А если это что-то глубоко личное? И в конце концов, как можно, например, смерть кого-либо из родных представить в смешном свете? Вот здесь, я думаю, профессор Люпин очень сильно ошибся. Возможно, он слишком взрослый, если не сказать — старый, раз полагает, что у детей не бывает серьезных страхов.
— Понятно… — задумчиво протянул Гарри. Подумал и спросил: — А как человек что он из себя представляет?
— В каком смысле? — с недоумением спросил Северус, начиная беспокоиться.
— Ну, в таком… — Гарри неопределенно замахал рукой в воздухе, пытаясь подыскать и уловить нужные слова. — В смысле, надежный он товарищ или как?
Северус честно задумался, пытаясь сообразить, что отвечать Поттеру. Конечно, парень не знает, что Люпин — оборотень, да и спрашивает он явно не об этом, а о том, какой он человек… Да вот проблема, он сам плохо знает Люпина. Помнит только, что он тихоня и молчун, был когда-то старостой факультета, но не школы. До этого он не дослужился, да и слишком большая ответственность — быть префектом, это не простенький патруль и снятие баллов с нарушителей. Что же отвечать-то? Гарри ждет.
— Мистер Поттер, я не знаю. А почему вы спрашиваете?
Гарри потупился, печально как-то съежился, ссутулился, глаза в пол, пальцы смущенно ковыряют столешницу, и голосом, полным скорби, тихо пробормотал:
— Ну вот все говорят — лучший друг папы, лучший друг мамы, дружили-не-разлей-вода, неразлучная четверка и всё такое. А ко мне он ни разу… я его никогда не видел. Он не звонил, не писал, ничего не присылал. Я понимаю, что это эгоистично и что он мне ничего не должен, но тётя же про него рассказывала, он был на свадьбе у неё и дяди Вернона, знает, где она… где мы живем, и ни разу не пришел. Или не приехал? Он, наверное, где-то очень далеко живет… но это тоже не оправдание. Дядя Бен живет в Америке, но даже оттуда он ухитряется присылать подарки на день рождения Дадли и мне. Мы с ним так радуемся, когда видим красочно упакованные яркие коробки с кучей полосатых марок и печатей с потрясающим обратным адресом “Джексовилл, Северная Каролина”. И подарки в них порой такие неожиданные попадаются, например на десятый день рождения он прислал нам индейскую курительную трубку, длиннющую-предлиннющую, вся в резьбе и перьях. Тётя Петунья собралась было ругаться — совсем, мол, одичал твой Бен в этой Америке с индейцами, мальчикам ещё рано курить, вот вырастут, тогда и… хотя пусть только попробуют, паршивцы. Дядя посмеялся и сказал, что трубка декоративная и поставил её в шкаф, за стекло, а мы с Дадли почему-то решили, что дядя Бен нам ещё и томагавки прислал, и начали их искать.
Гарри замолчал. Северус обдумал ворох информации, попутно делая выводы о том, как жил Гарри, хм, ну неплохо жил, судя по всему. И вздохнул:
— Нашли?
— Что?
— Томагавки…
— А-аа-а, нет, он их не прислал. Но мы не в обиде, правда! Мы же никогда-никогда не видели дядю Бена.
— Но тем не менее он давал о себе знать, присылал вам подарки, которые подчеркивали факт его существования. Ваш дядя Бен, пусть и далеко, но где-то есть на свете. А что касается профессора Люпина… ну… есть у него кое-какие проблемы, из-за которых он может стать смертельно опасным для окружающих.
— И часто он… опасен?
— Один раз в месяц.
— И что? Простите, сэр, но я не вижу логики. В месяцах тридцать и более дней, и из них один день он опасен, и я не понимаю, что мешало ему приехать в остальные «безопасные» дни. Но это не обязательно… и, кстати, раз он смертельно опасен, то что он делает здесь, в школе, полной детей?
====== Сорок первая глава. Звери знают много... ======
После памятного разговора с профессором Снейпом Гарри окончательно потерял уважение к мистеру Люпину. Правда, интерес остался, к тому же и вопросом изрядно подогретый — а почему он опасен раз в месяц? И в чем эта опасность заключается?
В субботу состоялось знакомство черепашек. Мартин Лири вынес Ганимеда, Гарри — свою Люси, и, поздоровавшись, ребята направились к домику Хагрида, где с южной его стороны находились заросли одуванчиков и следа европейца. Одуванчики уже отцвели, конечно, но их сочные листья всё ещё росли толстыми пучками, а подорожник, напротив, только начал опыление и распространение семян. Здесь мальчики и отпустили черепашек. Сначала они тихо лежали, спрятав головы и лапы под панцирь, и чего-то выжидали. Потом Люси высунула кончик носа, понюхала воздух и, убедившись, что никакой опасности поблизости нет, вытянула шею, ухватила ближайший лист одуванчика и принялась флегматично жевать. Панцирь Ганимеда она в упор не видела. Зато Ганимед очень заинтересовался Люси. Он взволнованно защелкал челюстями, взбудораженно заползал вокруг Люси, потом попытался вскарабкаться на неё, энергично царапая когтями её куполок панциря. Люси перестала жевать, настороженно замерев и выждав удобный момент, она ловко цапнула приставучего кавалера за лапу, когда та оказалась в пределах её досягаемости. Ганимед немного угомонился и стал держаться сзади, не рискуя больше приближаться к голове самочки.