– Идея хорошая, но, я уверен, все срастется. – Уэйд снова повернулся ко мне. – Ты как, подписываешься, если все согласятся?
Я покачала головой, одновременно чувствуя, как завибрировал телефон.
– Не смогу.
– Что? А почему? – Даррен нахмурился.
– «Альфа Мю» устраивает тусу. Буду смотреть игру у них.
– Правда? – пискнула одна из девиц. – Ты знаешь парней из братства?
– Вчера мне показалось, что вы с Миллером – друзья неразлейвода.
Я покосилась на Уэйда, но ответила девице:
– Мне случалось бывать у них на тусовках.
У нее округлились глаза.
Я помолчала и, надеясь, что не пожалею о своих словах, добавила:
– Хочешь составить мне компанию?
Глаза у нее стали еще больше.
– Думаешь, они пустят?
– Они – парни из братства. Ты – девушка. Это арифметика!
– О господи, господи…
– Но должна сразу предупредить, что я в какой-то момент могу свалить. Будет лучше, если ты придешь не одна, а с подругой или двумя. Для надежности.
– Я думала, ты с ними дружишь.
– У меня там есть парочка приятелей, но ведь это братство! Так что стоит перестраховаться.
Она училась на курс старше. Посещала семинар по патопсихологии, и я, первокурсница, объясняла ей, как следует вести себя на вечеринках. Обалдеть! Напрашивался вопрос, какими соображениями руководствовалась ассистентка, ставя под сомнение зрелость единственной первокурсницы на семинаре…
– Да, да! Мои подруги сойдут с ума от радости!
– Уэйд, а твое предложение насчет тусы по-прежнему в силе?
Взгляд Уэйда был прикован ко мне, а Даррен смотрел то на него, то на меня.
– Да, думаю, так. Может, замутим такос? – обратился он к Даррену.
Телефон продолжал вибрировать – я достала его. На экране высветилось: «Папа».
В животе екнуло, в горле пересохло, а папа все звонил, и это означало, что дело серьезное. Я помахала всем, указывая на телефон.
– Увидимся дома. – И нырнула в пустой коридор. – Папа?
– Есть новости. – Голос у него был напряженный.
Живот снова скрутило.
– Плохие?
– Нет. Точнее, как посмотреть. Во-первых, ей уточнили диагноз. Хочешь узнать формулировку?
– Нет.
Я до смерти устала от всего этого. За мою жизнь маме уточняли диагноз раз двадцать. Но одна формулировка всегда оставалась неизменной: расстройство личности.
– Ладно. Другая новость касается опеки. Есть ограничения, и одно из них связано с текущим местом пребывания твоей мамы.
– В смысле?
Но я догадывалась, о чем он собирался сообщить.
– Это означает, что сфера моей опеки не распространяется на текущее лечебное учреждение. Она начинает действовать с того момента, когда твоя мама покидает последнее медучреждение. Кто-то из персонала убедил ее задержаться – это было сделано добровольно, по истечении периода удержания продолжительностью в трое суток. Я поговорил с персоналом: вчера вечером твоя мать решила, что не будет там оставаться. И выразила желание выписаться.
Я рассмеялась. Применительно к маме «выразить желание» означало заявить на повышенных тонах, а затем, если требование не будет немедленно выполнено, – заорать на пределе голоса. Если у персонала не возникает опасений в том, что из-за нее могут быть проблемы, им приходится ее отпустить.
– Блин… – прошептала я, останавливаясь и прислоняясь к стене. – А разве ты не должен был отправить ее в другое место?
– Да, но вчера ей сказали про опеку, и она отреагировала не лучшим образом.
– Разумеется. Кому бы это понравилось? Может, стоило подождать с объявлением, пока она не окажется в другом учреждении?
– Мы были обязаны ей сообщить. У нее есть права.
Дело принимало скверный оборот. Она получит доступ к телефону.
– Она уже вышла?
– Сейчас выходит. Ты заблокировала ее на всех устройствах? В социальных сетях?
– Да. Но что ей мешает создать новую учетную запись на новом телефоне или компьютере? Тогда она сразу определит мое местонахождение! Меня тегают на фотографиях.
Папа помолчал.
– Может, тебе удалить все свои аккаунты? От греха подальше.
Я не могла говорить – в горле стоял ком.
Это была триггерная реакция. Тело выходило из-под контроля, по спине побежал холодный пот. Известие о том, что мама вышла из психушки, подействовало и на желудок: его стало крутить. А если она возьмет машину и направится прямиком сюда?
И что тогда?
Что мне делать? Прятаться? Так я уже прячусь!
– О господи, папа… – Голос у меня дрожал.
– Мне ужасно жаль, Мара. Хочешь, я приеду? Сниму номер в гостинице, и мы просто… пообщаемся?
От этого предложения я едва не рассмеялась, потому что отношения у нас с папой были не те, хотя мы с ним действительно были товарищами по «команде» против мамы.