Через несколько часов и ее по обвинению в «бродяжничестве» вталкивают в камеру полицейского участка, где сидят арестованные уголовницы.
Назавтра Маркса и Женни привозят к границе с Францией и заставляют перейти ее.
Энгельс задерживается в Брюсселе ровно настолько, чтобы отправить вещи Марксов и написать о случившемся гневную статью в лондонскую газету чартистов.
Обыск
– Экстренное сообщение! Экстренное сообщение «Новой Рейнской газеты»! «Аресты демократов»!
От пронзительных криков газетчиков с цоколей древнего собора шарахнулась стая диких голубей и повисла сизым облаком над Кельном – промышленной столицей Рейнской провинции.
Мальчишки бежали дальше – в кварталы мастерских и бедноты, на рынки, в порт:
– Читайте «Новую Рейнскую»! Обер-прокурор Кельна против демократии. Революция в опасности!
Множество рук тянется за влажными еще листами газеты, ее читают на фабриках и в мастерских, с нетерпением разворачивают в берлинских и венских кафе, в редакциях римских и парижских газет…
Кельнский обер-прокурор Цвейфель, захлопнув окно, в ярости обернулся к чиновнику министерства юстиции из Берлина и передразнил :
– «Революция в опасности»! Я хочу знать – до каких пор в Берлине будут терпеть этих коммунистических агитаторов?!
Он швырнул на стол свежий номер «Новой Рейнской», выхватил из сейфа пухлую папку и раскрыл ее. На первом листе берлинский чиновник прочел:
Пролетарии всех стран, соединяйтесь!
Вся Германия объявляется единой, неделимой республикой… Каждый немец, достигший 21 года, имеет право избирать и быть избранным…
Всеобщее вооружение народа…
Земельные владения государей и прочие феодальные имения, все рудники, шахты и т.д. обращаются в собственность государства…»
Лицо чиновника по мере чтения теряло невозмутимость.
Цвейфель захлопнул папку.
– Вы, господа, видимо, забыли об этой программе, а они агитируют за нее ежедневно в своей непристойной газете. И заметьте – это единственное издание в стране, которое позволяет себе так откровенно призывать чернь к бунту!
Чиновник из Берлина сбросил пепел с сигары и пробормотал:
– Королевская власть не может, к сожалению, рекомендовать санкции… Эти люди слишком популярны…
Цвейфель нагнулся к нему.
– Ну, так я сам заткну им глотки! – И приказал появившемуся секретарю: – Вызвать следователя и комиссара полиции…
– Я как раз хотел сказать вам, господин Цвейфель, – оживился чиновник, – министр рассчитывает на ваше знание… местных условий, чтобы тактично… ликвидировать это осиное гнездо. – Он ткнул сигарой в имена на газетной полосе:
«Главный редактор: Карл Маркс.
Редакторы: Фридрих Энгельс…»
Раннее утро следующего дня предвещало жаркую погоду. Маркс прошел под сводами старых городских ворот и легко сбежал по ступенькам на узкую улицу. Он подпрыгнул, сорвал с дерева листок и тут же смущенно оглянулся. Навстречу поспешно шагали рабочие, угрюмые, еще не отдохнувшие после смены. Увидев его, замедлили шаг. Переглянулись и, улыбаясь, сняли шапки: узнали. Маркс засмеялся, учтиво приподнял шляпу и вставил листок в петлицу.
Он шел по улицам Кельна, и ему казалось, что он знает здесь каждое деревце. Ах, Кельн, старый дружище, сколько о тобою связано! Карл вспомнил, что с Фридрихом он ведь познакомился тоже здесь. Да, давно это было! Потом вспомнился Париж. Как ликовали они в марте, узнав о баррикадных боях в Берлине! Еще бы! Начало революции!
Парижане тогда еще только начали обсуждать газетные сообщения, а через границу в Германию уже перебирались немецкие рабочие, члены Союза коммунистов. У каждого с собой надежно припрятанные «Манифест Коммунистической партии» и «Требования».
Вручая их, председатель ЦК союза Маркс и член ЦК Энгельс напоминали: по прибытии на место дать знать о себе.
Переправив больше трехсот человек, Карл Маркс и Фридрих Энгельс покинули Париж и 11 апреля 1848 года прибыли в Кельн – город, где больше всего рабочих, где пролетарии настроены особенно революционно.
Сразу же начались встречи и совещания. Их квартирка напоминала штаб. Один за другим являлись сюда члены союза, а потом пешком, на судах, в дилижансах разъезжались по стране, чтобы создать в своем городе общину Союза коммунистов.
Загромыхала тележка молочника, протопал полицейский патруль. Маркс отвлекся от воспоминаний, замедлил шаги. Полицейская форма напомнила: а ведь господа из Берлина до сих пор не ответили на прошение о восстановлении его в прусском гражданстве.