— Ч-ш-ш, не кричи так, малыша разбудишь — осадила она и отправилась на кухню исполнять просьбу мужа.
Сомнений, кто стоит за семейным штурвалом, ни у кого не возникло.
— Ну, Мансур? Скажешь что-нибудь, или будешь немым, как ХАМАСник[8] на допросе? — поторопил Камиль.
— Раздражение — слепой поводырь, — не замедлил поумничать Абу Рабия.
Картёжники понимающе переглянулись и прыснули со смеха. Где их простой, как хумус в тарелке, приятель нахватался мудрёных тирад, оставалось догадываться. На расспросы он отшучивался нехотя и неловко, что вызывало новые подозрения.
— Я — пас, — ответил Мансур, и его ореховые, чуть на выкате, глаза, оживлённо блеснули.
Мансур любил покер. К каждой раздаче относился бережно, продумывая множество комбинаций. Если бы не чрезмерная осторожность, из него получился бы первоклассный игрок. Во всяком случае, он проигрывал реже аутсайдера Амера. Предусмотрительность считал фундаментом удачи, молчаливость — залогом успеха.
— Ну-ну, столько времени думать, чтобы соскочить!? — заметил Камиль.
В отличие от большинства друзов, обладавших располагающей внешностью, этот молодой человек, будто со стиснутым у висков черепом, походил на европейца-ашкенази. Камиля принимали за своего поляки, литваки, немцы и даже евреи из Биробиджана.
— Сравниваю, — спокойно продолжил он, выложив фишки на середину стола, рядом с «Эверестом» шелухи от семечек и орехов.
В картах Камиль был, что называется, ястребом — точный анализ ситуации, психологический расчёт и, конечно же, удача, присущая игрокам высокого полёта. Он «видел» противника, быстро принимал решения и ошибался изредка. За этим столом побеждал неизменно. Везение всегда, если подытожить, тонкий расчёт.
— Я тоже плачу, — воскликнул Мансур, бросая фишки.
Друзья раскрыли карты. «Две пары» Абу Рабии были слабейшей комбинацией на столе, мощный «трипс» Мансура оказался бессилен против «флеша» Камиля. И на этот раз сенсации не произошло.
— Чёрт, — выдавил, улыбаясь, словно угадал шесть номеров в лотерее, Абу Рабия, — надо же… Ветры дуют не так, как хотят корабли.
Мансур иронично взглянул на него и покачал головой. Амер счёл это восхищением и благодарно кивнул. Камиль невозмутимо собрал в кучу выигранные фишки. Вместе с ароматом свежезаваренного кофе в комнату вплыла Рана.
— Последний, — сказала она и пристроила поднос на край стола, — захотите ещё, управляйтесь сами. Я — спать.
— Рана, дорогая, — улыбаясь, проговорил Мансур, — мы уже топ-топ-топ… уходим… намёк понят…
— Ах ты, недотрога… Решил меня обидеть? Ладно, как-нибудь сочтёмся…
— Рана, успокойся, все знают, как радушно ваша семья принимает гостей, — вступил в разговор Камиль, — Мансур хотел сказать, что и впрямь поздно… спасибо тебе и спокойной ночи. Какие проблемы, вдвоём доиграем, мужа твоего легко отпустим. Запишем ему поражение… так что… забирай своего хозяина с собой.
Лёгкий румянец выдал смущение девушки, но она не растерялась. Рана никогда за словом в карман не лезла, и Камиль не хуже других знал, что забавляется с огнём.
— Ты бы, Камиль, о своей Майсе побеспокоился. Сидишь, картами пробавляешься. Ты, вижу, уверен, что она должна высматривать ненаглядного муженька из окошка… Нет, знаешь ли… В куклы мы давно отыграли, сейчас другие забавы. Прикинь, что делает Майса, когда мужа нет дома? Попробуй объясни, где весь день пропадал… думаешь, жена тебе поверит?
Камиль, как проигравшая в словесной баталии сторона, потупил глаза и, словно сдавшись, поднял вверх руки. Рана задиристо подёрнула плечиками и, не спеша, двинулась в спальню. Походя распахнула окно, и в гостиную ринулся свежий ветер Западной Галилеи. Друзья проводили глазами её стройную фигурку, но, поймав ехидный взгляд Абу Рабии, спохватились и уткнулись в карты. Игра продлилась ещё немного, но уже вяло, без прежнего задора.
— Всё, мужики, глаза слипаются. Заканчиваем? — зевая, спросил Мансур.
— Ты же выходной завтра.
— Так и есть, но в два часа ночи голова плохо варит. Боюсь крупно проиграться.
Камиль собрал карты и, будто, между прочим, заметил:
— Кажется, твоей голове в любое время суток думать хлопотно.
— Может и так, но тогда меня по ошибке в университет приняли.