– Ты к товарищу Чистову?
– Да, – не совсем уверенно ответил мальчик.
– Он очень занят. Что тебе надо?
Вадик растерялся. Как он мог сказать, что ему надо, если еще не придумал. Он надеялся, что дядя Чистов (теперь он знал его фамилию) лучше разберется в его делах, чем он сам.
– Тебя Алексей Яковлевич знает? – спросила женщина.
Но Вадик еще больше смутился: «Вдруг это не тот дядя?»
– Постучи, возможно, примет, – посоветовала она.
Сняв еще в проходной свою шапку, Вадик остановился у двери и, обрадовавшись, что Чистов – это тот же дядя, громко сказал: «Здравствуйте!» Может быть, ему надо было сказать: «Здравствуйте, дядя Чистов», но Вадик не догадался. Он думал, что его сразу узнают.
– Здравствуй, молодой человек! Что скажешь? – почти не глядя на вошедшего, спрашивал Чистов, торопливо вынимая что-то из шкафа. Рядом на стуле лежали подшитые в папки бумаги. И Вадику показалось, что если даже он начнет разговаривать, то Чистов за делами не услышит его.
– Однако ты не из разговорчивых, – заметил Чистов. – А у меня, видишь ли, сейчас нет времени тобой заняться. Спешу, молодой человек.
И отыскав какую-то бумагу, он стал надевать пальто. Торопливо выпроваживая мальчика и закрывая дверь, он на ходу обратился к машинистке:
– Займитесь, Галина Ивановна, пареньком, узнайте, что ему надо.
Вадик не представлял себе, как можно забыть человека за такой короткий срок! Он уже повернул к двери, но женщина удержала его.
– Это же несерьезно, мальчик! Пришел по делу и бежишь, – говорила она, усаживая Вадика к столу.
Если бы она не приготовилась записывать, а просто с ним побеседовала, Вадик, возможно, и рассказал бы ей правду.
Женщина задавала вопрос за вопросом и, не глядя на мальчика, строчила карандашом. Вадик отвечал ей, что приходило на ум. Адрес дал неправильный: «Пусть ищут на улице Ленина», – подумал он, сердясь на нее и на Чистова.
«Пожалуй, пойти прямо к Виктору?» – подумал он, но вспомнив, что приятель учится во второй смене, решил погулять по городу.
28
Поиски сына Саянов, как и жена, начал с милиции. Но путь ему указал не дежурный милиционер, а сам начальник отделения. По его совету на следующий день Николай Николаевич и отправился в детский приемник.
Словоохотливая дежурная пригласила редкого гостя в комнату воспитателей подождать, пока придет заведующий. Она любезно предложила офицеру стул, поставив его к столику с газетами и журналами и, не скрывая желания поговорить с ним, села на диван, стоявший неподалеку от столика.
– Мой муж тоже был моряком, – грустно сказала она.
– Где же он?
– Погиб под Севастополем в сорок первом. Она охотно ответила и на другие вопросы.
Саянова о муже, потом завела разговор о детях.
– Не представляете, как трудно растить мальчиков без отца. У меня их двое: одному двенадцать, другому девять. Мы обеспечены пенсией, и все же я пошла работать: боюсь потерять перед ними свой авторитет.
Саянов улыбнулся.
– В самом деле. Вы не представляете, как это важно! Мне страшно, когда я думаю, что они будут старше, и я потеряю этот авторитет. Я здесь столько насмотрелась на этих «беглецов» и «путешественников», даже жалею, что узнала о них. Приведут его – оборванный, грязный. Станешь спрашивать, обманывает, говорит, что сирота, а смотришь – запрос о нем, родители находятся. Другой проболтается, расскажет и про папу, и про маму, особенно нам, воспитателям.
– Нина Петровна, вы скоро? – спросил, заглянув в комнату, белобрысый мальчик.
– Что тебе, Васенька? – ласково спросила женщина.
– Вот посмотрите, – протягивая рисунок, он наполовину выдвинулся из-за двери.
– Иди– сюда, покажи, что у тебя получилось.
И мальчик лет двенадцати в синем бумажном костюмчике и суконных комнатных туфлях на войлочной подошве, метнув острый взгляд в сторону Саянова, подошел к дивану. Нина Петровна, приблизив мальчугана: посадила с собою рядом и, разглядывая его рисунок, спросила:
– Домик и березка – это хорошо, но при чем тут танк около домика?
– Он не у домика, – пояснил художник. – Это бумаги не хватило. А танк, чтобы фашистов бить.
– Какие же фашисты? Война давно закончилась, – возразила воспитательница.
– А, может, другие полезут, – оправдывался смущенный художник.
– Верно, Вася, – поддержал Саянов. – Советские танки всегда должны быть наготове.
– Это наш Василек-путешественник, – приласкав мальчика, сказала Нина Петровна. – Из Читы приехал, чтобы посмотреть, где война была. Скоро он к своей маме поедет. Соскучился, Василек?
– А вот и нет, – возразил мальчик. – Я еще не посмотрел, где Суворов воевал.
– Нет, детка, этого сейчас нельзя. Мама ждет тебя домой…
– Я что у нее – один? У ней еще Мишка, да Колька, да Анютка сопливая есть…
– А отец у тебя где? – поинтересовался Саянов.
– Отец убитый, а, может, живой.
– Это как же так? Убитый, а, может, живой, – переспросил Саянов.
– А вот и так. Я с одним мальчишкой в Киев ехал. У него отец убитый был, а узнали – живой. После войны кралю себе подцепил и живет – молчит себе с ней в Киеве. Вон он ей, Ванька ноги-то поломает, будет знать! – добавил он, уверенный, что месть совершится.
Саянов отвел свой взгляд от мальчугана и посмотрел в окно.
– А вы, дядя, моряк всамделишный? – спросил Вася.
– А разве бывают моряки невсамделишные? – переспросил уже с неприязнью Саянов.
– А вот и бывают! – уверенно заявил мальчик. – Я в Одессе видел, как жулика поймали, а он моряком нарядился. Нешто он всамделишный?
Смущенная воспитательница поспешила проводить мальчика. Она выбрала ему журнал, дала новый лист бумаги и сказала:
– Иди, детка, пока порисуй, а я минут через десять приду посмотрю, как у тебя получится.
Когда мальчик ушел, Саянов спросил сочувственно:
– Как вы с такими сорванцами работаете?
– Разве дети виноваты, что их плохо воспитывают? – ответила женщина. – Мы должны из этих сорванцов сделать хороших…
Саянову надоело ждать заведующего детприемником, и он решил разузнать у воспитательницы, как ведутся розыски сбежавших детей.
Достаточно было ему сказать об исчезновении сына, как женщина, вскочив с дивана, даже вскрикнула:
– Вы Саянов?
– Да, – смущенно ответил он.
– Вы, наверное, и дома не были? Ваша жена только перед вами вышла от нас. Она говорила, что вы в командировке. Удивительно, как вы не встретились?
Нина Петровна так оживилась, что, задавая вопросы, сама на них отвечала. От нее Саянов узнал не только о розыске, который начала жена, но и о некоторых подробностях исчезновения сына. Воспитательница уговаривала Саянова сейчас же идти домой, ободрить жену своим возвращением. Видно было, что, как мать, она искренне сочувствовала Саяновой.
– Она к нам два раза в день ходит. На станцию ездит ежедневно. Сколько одних писем и телеграмм за это время разослала. У нас нет ответа только от одного киевского детприемника, – добавила она, стараясь скорее выпроводить посетителя к жене.
Но Саянов не пошел домой. «Если с ней ничего не случилось в первые дни, то теперь не страшно», – рассудил он.
Мысль о сыне не оставляла его, но думалось уже не только о том, где Вадик, а и о том, что история эта разнеслась по всему городу, а к ней добавят столько же. Будут говорить о родителях…
29
Вечерело. Вадик ждал Виктора. Он стоял, прислонившись к кривому стволу акации, и через дорогу смотрел на школу, где учился в прошлом году. В домах зажглись огни, а в классах шел, как видно, последний урок. Школьные ворота почему-то были заперты, а калитка оставалась открытой.
Послышался звонок, слабенький, едва уловимый, потом он стал отдаляться и замолк. «Пошла наверх», – подумал Вадик об уборщице, которая давала звонки.
Вадик сосредоточенно наблюдал за воротами, чтобы не прозевать Виктора. Здесь, под стволом дерева, его не заметят, а если подойти ближе, встретишься еще с бывшими учителями, начнут расспрашивать.