В.М. Мы жили на нее десять лет. Гонорар шел, отчисления за каждое исполнение. Потом папа, к сожалению, увлекся оперным жанром. Он очень любил музыкальный театр и очень увлекся оперой.
Мы все жили очень много в Старой Рузе — это Дом творчества композиторов. Дачки такие чудесные стояли. И в очередной Новый год папин друг — замечательный композитор и еще более очаровательный человек Сигизмунд Абрамович Кац (в просторечии Зига Кац) написал ему эпиграмму и на стенку повесил:
Папа чересчур, на мой взгляд, увлекся операми, что не очень хорошо сказалось на всем остальном его творчестве. Он больше не писал песен специально, а писал их только для фильмов. Музыку для фильмов он писал за неделю. Некоторые писали месяц, два. Он все очень быстро делал. И, по-моему, не очень серьезно относился к своей музыке. Он мог бы совершить в музыке гораздо больше, но не стремился к этому. Так же как и я, в общем, тоже никогда особо ни к чему не стремился.
М.В. У меня это всегда вызывало какое-то очень горькое чувство. Это даже не зависть. Я как-то своими данными всегда обходился. Но когда встречаешь человека, которому сумасшедше много дано от природы и который, конечно же, по своим способностям может достичь всего, и не в одной — в нескольких профессиях, если бы он их избрал, — а при этом не напрягается, ничего не достигает и не хочет, — ну печаль берет… Ему, может, и неплохо, но жизнь мелкая выходит вместо больших дел. Вот как профессиональный спорт: биться головой в стенку, пока не сделаешь всё, что мог. В чем и смысл. В больших трудах счастья, может быть, не так-то уж и много, но все равно как-то жалко.
В.М. Жалко, конечно, можно было сделать гораздо больше. И папа мог сделать гораздо больше, и я мог сделать… Но я не жалею, не жалею. У меня все было связано со случаем. Как у Блока: «…нас всех подстерегает случай». Все, что я делал в журналистике, и в пишущей, и в телевизионной…
М.В. Пока вы работали в АПН, вы много бывали в Голландии?
В.М. Я в Голландии бывал и до АПН. Я студентом первый раз поехал в Голландию… мне восемь месяцев оформляли характеристику!
М.В. Долго там пробыли?
В.М. Месяц, переводчиком на огромной советской выставке. Нас было три переводчика: два из Института международных отношений и я, единственный из МГУ. А всего сколько раз я был в Голландии, я не знаю… больше ста раз, вероятно.
М.В. Получается, фактически вы летали взад-вперед Москва — Амстердам.
В.М. Раз пять-шесть в год я летал. На неделю, на полторы — по-разному.
М.В. Когда вы переводили упомянутым Суслову, Щербицкому, — это было в Голландии?
В.М. Нет, они туда не ездили никогда. Это было ниже их достоинства.
М.В. Это сюда голландские камрады приезжали на инструктаж, на отдых и за деньгами?
В.М. Нет. Дело в том, что Голландская компартия говорила, что у них десять тысяч членов. Но я-то знал, что у них нет десяти тысяч членов. Они внушали всем, и нашим в том числе, что их много, вот поэтому с ними поддерживали отношения наши партийные власти.
Я очень подружился со многими руководителями этой партии. Мы вместе пиво пили. Они ведь очень простые люди, голландцы. Мы пиво вместе пили, и в какой-то порнотеатр они меня сводили, показали там. Но у них было две вещи, из-за которых наша власть не могла с ними сотрудничать серьезно. Во-первых, они все время за права человека выступали. И во-вторых, у них там ну если не полпартии, то одна треть — это были гомосексуалисты и лесбиянки.
М.В. Уже тогда?
В.М. Да, уже тогда, это они очень поддерживали, потому что это права человека. А нашим разве можно было объяснить такое. Поэтому наши бонзы старались туда не летать.
И когда проходили съезды Голландской компартии, от Союза меня одного посылали часто на эти съезды. Я им привозил оттуда, значит, свои доклады о происходившем — по тридцать — сорок страниц. Красивые я писал им эти доклады. Они никак не могли понять, зачем так много — но красиво смотрелось.
М.В. Вопрос безобразный, но сугубо профессиональный: в Комитет, в КГБ, приходилось писать отчеты о поездке?
В.М. Нет, от меня сами писали. Мои отчеты брали и переписывали.
М.В. Когда-то у нас в Ленинграде все переводчики, работавшие в «Спутнике» и в «Интуристе», проводив группу за вертушку в аэропорту, среди прочих обязанностей садились и писали отчет для своего куратора из Комитета Госбезопасности о работе с группой.