Иногда спрашивают: а если не учить, будет ли хорошая собака? Будет она служить мне? Будет. Так много человек дал собаке за те тысячи лет, что она живет около него, столько вложил своего — ума, чуткости, способности непрерывно находиться в контакте с внешней средой (кстати, хозяин — тоже «среда» для собаки), что она, собака, уже не может быть другой и от рождения тянется к нему, своему повелителю и учителю, хочет быть около него, служить ему. «Предан, как собака». Такую поговорку про собаку сложил народ.
Однако и изъян тоже будет. Необученная собака обладает целым рядом недостатков, а в городских условиях может даже стать обузой. И будет урон породе, ибо прервется ее совершенствование.
Тогда мы еще не знали, что эта выставка окажется последней перед грозными событиями.
Выставка проходила в Михайловском манеже, одном из самых больших манежей в мире. Ленинградцы организовали все образцово, и, когда я сейчас возвращаюсь мыслью в прошлое, я не могу припомнить ни одного недочета. В Москве, помню, я провел ночь с собаками на стадионе автозавода (ныне завод имени Лихачева), Сергей Александрович назначил меня дежурным, эта ночь стала незабываемой: закрываю глаза и вижу ночную столицу, слышу ее отдаленный шум, бреханье собак, негромкое бряцание цепей, на которые они были привязаны; пустое футбольное поле, ринги и пустые трибуны, днем ломившиеся от публики, — как все это неповторимо! В Тбилиси я жил со Снукки на квартире — незнакомый любитель-грузин любезно предоставил мне комнату на все время выставки; в Нижнем Тагиле, куда мы с Джери прибыли грязными до ушей, тоже потеснился один из любителей; я спал на диване, Джери избрал место под диваном — поближе ко мне, ночью вдруг со стуком костей вылез оттуда… хозяин квартиры услышал; вскочил: «Что упало?» А это так застучали Джеркины длинные лапы. В Ленинграде всех участников разместили по общежитиям и гостиницам, а в манеже круглосуточно находились ответственные дежурные.
Джери больше не выставлялся; в Ленинград приехала Снукки.
Снукки была «беспроигрышным билетом». Я уже привык к тому (успокоился или зазнался?), что, где бы мы ни появлялись, независимо от состава и количества участников, первое место обеспечено. Если б я знал, какое разочарование ждало меня на сей раз!
Правда, тревожные симптомы были уже, но я по молодости и легкомыслию не обратил на них должного внимания.
В первой книге «Моих друзей» я уже писал о том, как упорный авитаминоз может мучить эрделей. К сожалению, приходится говорить об этом еще раз. Эрдели — крепкая порода; но авитаминоз — их уязвимое место. Болезнь не оставила Снукки, прошло некоторое время, и последовал рецидив. Короче говоря, с авитаминозом Снукки мне пришлось воевать почти всю ее жизнь. (Странно, но он заглох и перестал напоминать о себе в дни войны, когда питание резко ухудшилось, — не потому ли, что в пищу собакам пошли и картофельные очистки и многое другое, что в мирное время скармливалось свиньям или выбрасывалось на помойку?) Собаки мои много бегали, двигались, и все же городская жизнь напоминает о себе. Не знаю, может, и я был виноват в чем-то. Иногда можно навредить, совсем не желая того, понести урон от излишней любви, например, перестараться в чем-то. Так довольно часто бывает в собаководстве.
Помню, когда я привез Снукки из питомника, она надолго сделалась предметом моей неустанной заботы. Перед отъездом у нас с Алексеем Викторовичем и его женой состоялся разговор, долго не выходивший из ума.
Алексей Викторович показал мне Рипа — отца Снукки, вернее продемонстрировал, на что тот способен, потом рассказал о нем. Достижения Рипа подавили меня.