– Максим – это брат? – спросила я.
– Ну да, – подтвердила Наташка. – Странно, почему ты до сих пор об этом не знаешь?
– Ничего странного, ведь его при мне только Тараном называли.
– Ему это нравится, – сказала она.
– У вас, наверное, фамилия Тарановы, – попыталась я угадать. – Или Тарасовы…
– Почему так решила?
– Прозвище у него странное.
– Сальниковы мы, – пояснила Наташка. – А кличку ему дружки придумали за прямолинейность. Он что думает, то и говорит. Таран, одним словом…
– Теперь понятно, – произнесла я, размышляя, стоит или нет замутить с братом Наташки и как в таком случае подкатить к нему.
– А Шмель, дружок его, – продолжила она вводить меня в курс дела, – мой первый парень.
– А брат знает?
– Догадывается, конечно, – предположила Наташка. – А мой козел заявил, что раз до свадьбы дала, не женится. Типа, не знает, с кем я, когда одна.
– Козлы они все! – вынесла я свой вердикт. – Лешка-Контекст, когда я ему сказала, что беременна, сразу в отказ пошел. Даже согласился на аборт денег дать.
– Почему Контекст? – удивилась Наташка. – Фамилия такая?
– Фамилия у него Константинов, – ответила я…
Глава 12
Зануды
– Марточка! – взывала Светлана Сергеевна, как резаная. – Ты посмотри, какая прелесть!
Я отбросила телефон с набранной эсэмэской в сторону и, стараясь не выдать в голосе раздражения, прокричала:
– Иду!
Теперь мне вменяется подскочить к очередному цветочку или бабочке, украсившей какой-нибудь сорняк, и восхититься.
На этот раз я ошиблась. Не цветок и не бабочка были предметом созерцания моей гипотетической свекрови, а ползущая по ладошке улитка.
– Я в шоке! – воскликнула я и, развернувшись на сто восемьдесят градусов, устремилась обратно к дому.
По икрам хлестали полынь и лебеда. Скрипнули доски крыльца. Хлопнула за спиной входная дверь. В нос ударил запах нежилого и плесени.
«Все это, и трава, и скрип, и грохот, – в последний раз!» – твердо решила я и распахнула створки шкафа.
Купленный для этих целей рюкзачок полетел на кровать, а я стала сгребать со своих полок одежду. И какого черта согласилась поехать на выходные в эту дыру?
Голос Глеба за моей спиной заставил меня вздрогнуть:
– Ты куда собираешься?
Я оглянулась. Он стоял в дверях в майке и в шортах. В руке пакет с хлебом.
– Обратно надо, – буркнула я.
– Тебе же только послезавтра на работу, – вспомнил он.
– Мне надо…
– Объясни! – потребовал Глеб.
– В больницу, – соврала я.
– Зачем?
– Я беременна! – выпалила я, вложив в это слово всю накопившуюся ярость и ненависть.
– Разве это повод срываться и ехать прямо сейчас? – недоумевал он.
– Нет, вы только посмотрите! – восхитилась я и бросила блузку на пол. – Ты хотя бы можешь спросить, от кого?
– От кого? – эхом повторил Глеб.
– От тебя.
– От…
– Да, да! – Я расхохоталась. – Кто тебе поверит, что за месяц, который мы жили в одной квартире, ты ни разу со мной не спал? Ты это и в полиции будешь утверждать?
На Глеба было жалко смотреть. Я даже в какой-то момент испугалась, что он сейчас упадет без чувств. Бледный как мел, с трясущимися губами, несчастный маменькин сыночек открывал и закрывал рот:
– А-а-а…
– На алименты подам в срок, установленный законодательством! – пообещала я и забросила рюкзак за спину.
Я была безмерно довольна собой. Еще бы, как я намучилась, ломая голову, что во мне не так или почему он никак не проявит хоть какую-то заинтересованность к интиму. Ахи, вздохи… Как раз, как у классиков. А ведь я когда-то мечтала об этом! Дура! Наелась сполна! Ни разу не сводил не то что в бар, в обычное кафе мороженое поесть! Гуляли по паркам, сидели на скамейках, и я слушала весь его бред про мироустройство и прочую научную белиберду.
– Странно, а где же будущая свекровь?! – задалась я вопросом, шагая через двор.
Сзади что-то скрипнуло. Я на ходу оглянулась. Светлана Сергеевна стояла с открытым ртом в проходе между домом и забором.
«Подслушивала, зараза! – догадалась я. – Ну, и отлично!»
Оказавшись за калиткой, я зашагала себе по дороге непринужденной походкой. В ветвях деревьев чирикали воробьи, изредка лаяли собаки. Где-то проблеяла коза. От этих звуков неожиданно защемило в груди. Деревня напомнила окраины Кушуева, где точно так же держат скот во дворах, а в палисадниках цветет черемуха. Даже запах показался родным. Но странное чувство возникло и тут же прошло, сменившись радостью, что сняла с себя ярмо обязательств, которых не давала, и теперь снова вольная птица.