Неделя до описываемых событий. Партизанский лагерь. Глубокая ночь.
Мальчишка лет семи сидел возле догорающего костра. Несмотря на лето ночи были довольно прохладными и жар костра был далеко не лишним. Он дремал, просыпаясь время от времени и подбрасывая в костер еще несколько сучков. Кинув в очередной раз какой-то корень, он вновь попытался заснуть.
Кап! Кап! Кап! Мальчишка поднял голову. Кап! Капелька воды попала ему на лоб. Дождь?! Нахохлившись он прислушался. Кап! На лицо снова что-то капнуло...
— Дождь что-ли? — прошептал он, кидая в костер все заготовленную ранее кучу дров. — Пусть разгорится лучше, — сам же быстро юркнул под дуб, возле которого и находился его пост.
Кап! Кап! Капля скатилась по его щеке и попала ему на губу.
— Соленая..., — прошептал с недоверием мальчишка. — Вода соленая.
Он запрокинул голову вверх и в отблесках костра увидел странное зрелище. Блестящие словно ядовитая ртуть темные капельки бежали по коре дуба к земле. Они неслись по веткам, изгибам коры, образуя крошечные ручейки, которые дождем спадал на землю возле самого дуба.
— Как же так? — шептал он, неуверенно вытягивая руку. — Почему? — сразу же на ладонь упало несколько капель, оказавшихся на удивление теплыми.
Подойдя к костру, мальчишка приблизил руку к глазам и чуть не заорал от ужаса. По его руке стекала не вода, а ярко алая кровь...
— Кровь, это кровь, — бормотал он, на четвереньках отползая от дуба. — Настоящая кровь. Как же так? Кровь...
Наконец, он ногами уперся в стенку оврага, где собственно и начинался сам лагерь. Он несколько секунд ошалелыми глазами рассматривал свою руку, на которой еще оставались смазанные кровавые следы. Потом, закусив губу, чтобы не расплакаться, побрел в сторону дома старосты, который и учредил это дежурство возле священного дерева.
— Дедушка Мирон, дедушка Мирон, — кричал пацан, с силой стуча в деревянную дверь. — Откройте! Это я, Олесь! Дедушка Мирон!
Отступление 90. Реальная история.
[отрывок] Р. Н. Мачульский Вечный огонь. Партизанские записки
«... в радиограмме говорилось о необходимости объединения всех партизанских сил в Белоруссии под общим командованием и скорейшего проведения крупной операции в Пинской области.
… 28 июня состоялось заседание подпольного обкома партии. На нем было решено объединить все отряды и группы, находящиеся в районах Минщины, в одно соединение партизан центральной части Белоруссии. Создали штаб соединения, в который вошли все секретари областного комитета партии. Позже были распределены обязанности между ними. Первый секретарь обкома Василий Иванович Козлов был утвержден командиром соединения. Меня назначили его заместителем по оперативной части...».
______________________________________________________________
Москва. Кремль. 26 июня 1942 г. По коридору шел народный комиссар государственной безопасности. Застывшая на вытяжку охрана не спала. Характерная походка и блеск песне в полумраке всегда отличали всесильного наркома от других посетителей Кремля.
Идя по бесконечным переходам и поднимаясь по многочисленным лестницам, Берия раз за разом благодарил давно канувших в Лету строителей Кремля за прекрасную возможность еще раз все обдумать и взвесить перед тем, как докладывать Верховному. «Ждать больше нельзя. Ни в коем разе нельзя! — рассуждал он, мягко ступая по ковру. — Уже больше недели майор не выходит на связь... Что-то случилось! Черт побери! — все ближе и ближе подходя к заветному кабинету, нарком все больше осознавал ошибочность своего поступка. — Там могло случиться что угодно! Батарейки сели, рация повреждена... Что угодно? Обо всем докладывать что-ли?». Однако этот внутренний монолог совсем его не убеждал, а даже скорее наоборот раздражал. Он ему что-то пытался сказать, о чем-то предупредить.
— Кого я обманываю? — вырвалось у него в сердцах. — Это все бред сивой кобылы! Нужно было сразу же доложить...
В кабинет к Сталину он входил мрачнее майских туч, что сразу же заметил хозяин.
— Что случилось, товарищ Берия? — по его тону сразу же чувствовалось, что плохих новостей он сегодня не ждет. — Не надо молчать.
— Товарищ Сталин, объект не выходит на связь, — такие новости не нужно было даже договаривать до конца; они схватывались на лету. — Товарищ Сталин...
— Сколько? — на секунду Верховного пробил озноб. — Сколько дней он не дает о себе знать?
«Если их всех взяли, то это настоящая катастрофа! — на фоне летнего наступления немцев это могло обернуться не просто потерями, а потерями с большой буквы. — Они узнаю все... Я же говорил, надо все и всех вывозить. Там не должно остаться ни одного следа, ни одного намека».