- Я могу помочь, - сказал голос. То, что Монтрез ждал услышать. И боялся не услышать.
А теперь начиналось основное действо. То, которое было никак нельзя проиграть - если он хотел не просто вернуть Лору, но и сам убраться отсюда живым и в рассудке. Торг.
- Что ты хочешь? Храм? Два храма?
- Храмов достаточно. Любой, кто служит мне в своем сердце - построил там мой храм. Нет, Эш-ш-ш... Я хочу не храм. Я хочу тебя.
- Оу! - Зеленые глаза блеснули в темноте, - мужчины, женщины, козы... теперь еще и боги. И где ты хочешь, чтобы я был, снизу или сверху?
Дым взметнулся, опал и уплотнился у самого лица, превращаясь в гневно распахнутую змеиную пасть с дрожащим языком и острыми впечатляющими клыками на которых желтели капли яда.
- Нахал!
- О, да! - безмятежно кивнул тот, - еще какой. Накурился фимиама и нахамил собственной галлюцинации. Как думаешь, она обиделась? Стоит принести извинения?
Дым... или все-таки бог успокоился так же внезапно, как и разгневался. Да и был ли тот гнев? Или это была всего лишь попытка испытать Эшери на прочность?
- Я хочу, чтобы ты стал моим жрецом.
Золотая бровь поползла вверх. Правда, идиотом в этот раз почувствовал себя сам Монтрез.
- Ты хочешь, чтобы я ушел в твой храм?
- А ты бы согласился? - змеиная голова с интересом уставилась на него и даже свесилась на бок, словно Змей был большой собакой.
- "Бы" - слово, которое я не употребляю в обществе. Считаю неприличным...
Змей вздохнул:
- Полного отречения я не требую. Арнели не простит. Жрецом можно быть и в мире. Я, в сущности, вообще ничего не требую от своих последователей. Кроме того, чтобы они были достойны того мира, в котором живут. Это ведь немного, правда?
Эшери кивнул. Так, словно услышал то, что ожидал.
- Хорошо. Меня ты получил, со всеми потрохами. Но ведь это не все. Есть что-то еще...
- Вот так просто? Даже не поторгуешься?
- По мелочам не торгуюсь.
- Твоя душа - мелочь?
- А разве ей будет плохо в твоих чертогах?
Змей... удивился. Виду не подал, но удивился. Эшери понял это лишь потому, что следующий вопрос прозвучал чуть более громко:
- Отдаш-шь мне одну из своих дочерей... Для служения.
- Одну? - ухватил главное Монтрез, - их будет много?
- Четыре...
- Хорошее число. Сына не просишь? Или... его не будет? - догадался герцог.
- Ты не огорчен, - заметил Змей.
- А нужно? Четыре дочери - это десяток внуков. Будет из кого выбрать наследника.
- Так ты согласен?
- Если мои дети захотят служить храму Змея - я их отпущу. Почему - нет? Хороший путь, не хуже прочих.
- Это твое условие? - уточнил Змей, - добровольное согласие?
- Это ТВОЕ условие. Я ведь прав?
Змей вздохнул. Почти по-человечески.
- Что еще? Власть над всем миром - и пирожков на сдачу?
- Нахал. Пришел, как проситель, и даже не потрудился быть учтивым? - Змей смотрел без гнева, с неподдельным интересом.
- Разве ты не читаешь в сердце, как в открытой книге? И если бы я, будучи тем, кто я есть, притворился другим в надежде тебя обмануть и получить выгоду... разве я не оскорбил бы тебя сильнее?
- Умный нахал. - Признал Змей. - Но это тебе не поможет. Ум мне не нужен. Меня интересует сердце.
Эшери смотрел на змеиную голову, сотканную из дыма, со своей неизменной мягкой улыбкой... но ударил жестко, точно и без малейшей жалости:
- Когда ты заключал договор с Шестеркой, тоже покупал сердца? А умами побрезговал. Вот они и обвели тебя вокруг хвоста...
Змей дернулся и, на мгновение, даже рассеялся, но быстро собрал себя снова. Теперь он был еще плотнее.
- Не только умный, но и жестокий. Не боишься причинить боль. А сам боли... не боишься? Твоя женщина отдала жизнь за любовь. Для того, чтобы изменить это, нужно качнуть чаши весов в другую сторону. Любовь за жизнь.
- И она поправится?
- Поправится. Но в ее сердце места для одного очень красивого герцога... больше не будет. А ты будешь все так же гореть, не желая забыть, не умея смириться. Уйдешь в Аверсум, потому что в твоем доме будут все время звучать ее шаги, а в зеркалах - отражаться ее улыбка, и это будет невыносимо. И исцелит твое сердце только та, что назначена тебе в жены...
- Та, что примет за меня смерть?
- Да.
- Все время терять. Все время испытывать боль... Это - настоящая плата за жизнь Лоры? Просто - моя боль?
- Да. Я тоже умею быть жестоким, Эш-ш-ш. Что скажешь?
Эшери улыбнулся дымной голове. Но не обычной, солнечной улыбкой. А кривой, ледяной. Абсолютно безжалостной.
- Скажу, что цена ничтожна.
- И ты готов платить? - голова, похоже, всерьез удивилась.