На лице Троекурова отражалось сытое удовлетворение – все, как ему казалось, шло как нельзя лучше. Приглашенные им гости, не вполне способные оценить прелестей охоты, с не меньшим удовольствием толклись у накрытого прямо в поле стола, налегая на выпивку и закуски. До Троекурова с Ганиным доносились обрывки их беседы – губернатор области, ради которого, собственно, и был организована эта охота, рассказывал что-то своему заместителю, запивая чуть ли не каждое произнесенное предложение, был явно навеселе, а значит, затея Кирилла Петровича блистательно удалась: нужная галочка в нужной графе поставлена, все всё запомнили и про себя отметили: «Лаврентий Николаевич запросто приезжает к Троекурову». Никогда не знаешь, когда пригодится, а при случае можно будет набрать губернатору, случись какая нужда.
Единственным человеком, чье откровенно дурное настроение действительно беспокоило Троекурова, был его старый друг Андрей Дубровский, бывший полковник, который в эту минуту говорил со старшим егерем, будто бы нарочно давая понять, чью компанию предпочитает. В конце концов он даже снял перчатки и, не прекращая разговора, стал помогать егерям с убитыми фазанами. Троекуров хотел было попросить его прекратить это дело, но тут Ганин, видимо напитавшись значительностью момента и сам в собственных глазах став значительней, все-таки понес что-то сердобольное про отношение к животным, которое в итоге и привело его на пост начальника Облприроднадзора. Что ж, кто из нас, стоя рядом с лицом влиятельным и известным, хотя бы раз не удержался от исполнения песни собеседнику, откровенно неблизкой, но нами хорошо разученной, прочувствованной, а потому рвущейся на волю?
– Сам-то как? – спросил Троекуров, не в силах слушать вздор про подаренную на двенадцатый день рождения канарейку.
– Да все трудимся, Кирилл Петрович, – радостно отозвался Ганин, с удовольствием перескакивая на другого своего любимого конька. – Во благо, так сказать, отечества. Злоумышленников выискиваем. Вот недавно реестр землепользования обновляли. Много интере-е-есного, – он сладко протянул это слово, – вскрылось по природоохранной линии. Много…
– И на меня наискали? – поинтересовался Троекуров, буравя взглядом спину Дубровского, который копался в багажнике.
– У вас-то, Кирилл Петрович, все в порядке, в полном, практически… – проворковал Ганин. – Но вообще масса нарушений по области. Масса, – с особой горечью повторил он. – Чуть ли не каждая вторая постройка за последние пятнадцать лет.
– И что вы с ними делаете, с нарушителями?
– Сперва проверяем. Потом доказываем. Потом наказываем, – поделился своими извечным рабочим алгоритмом Олег Петрович. – Мы же власть.
Тут он замолчал, а Троекуров облегченно вздохнул и смачно сплюнул.
– Ты глянь, какая пипеточка, – воскликнул Ганин, глядя за спину Троекурову.
Тот обернулся. По полю стремительно неслась лошадь – черная на белом, она сразу бросалась в глаза. Тонкая наездница, не замедляя хода, вскинула руку в знак приветствия.
– Сам ты пипеточка, – ухмыльнулся Троекуров. Ганин тут же оторвал восторженный взгляд от удаляющейся фигурки и удивленно посмотрел на него. – Это дочь моя, Марья Кирилловна Троекурова.
И, посмотрев в глаза Ганину, веско добавил:
– Губу закатай, вегетарианец, – пристрелю.
Ганин сразу как-то растерялся и даже слегка побледнел, а Троекуров, воспользовавшись его замешательством, отошел к столу.
– Ну что, Лаврентий Николаевич, – он осторожно позволил себе некоторое панибратство, хлопнув губернатора по плечу. – Еще по одной – и по домам?