В этот же период произошла и «дуэль с неизвестным», ибо противник Пушкина остался для потомков анонимом.
20 марта 1820 года Екатерина Андреевна Карамзина писала Вяземскому: «У Пушкина каждый день дуэли». Она, разумеется, преувеличивала. Но вряд ли истории с Кюхельбекером или Денисевичем давали ей основания для этого, пускай иронического, утверждения. Мы многого не знаем, хотя некоторые смутные сведения и сохранились. Лугинин, сдружившийся с Пушкиным в Кишиневе, записал в дневнике после их разговора: «Носились слухи, что его высекли в Тайной канцелярии, но это вздор. В Петербурге он имел за это дуэль». Сведения эти явно шли от самого Пушкина, ибо в том же разговоре он рассказал Лугинину о предстоящем поединке с распространителем этих слухов Толстым-Американцем, и Лугинин предложил себя в секунданты.
Два с половиной кишиневских года были особенно богаты дуэльными ситуациями.
В двадцать первом году он стрелялся с Зубовым — это был поединок нешуточный. Недаром именно дуэль с Зубовым вспоминал он между обмороками, в окровавленной карете, возвращаясь с Черной речки… Зубов, офицер Генерального штаба, уличенный Пушкиным в нечистой игре, промахнулся. Пушкин не использовал своего выстрела.
В январе двадцать второго года он получил вызов от полковника Старова. Повод был пустячный: на танцах музыканты по требованию Пушкина сыграли мазурку вместо заказанной молодым офицером кадрили. Старов — командир полка, в котором служил офицер, — счел это оскорблением полку. Пушкин повел себя так, что поединок стал неизбежен. Боевой офицер, участник наполеоновских войн, известный храбростью и твердостью характера, Старов был опасным противником. Ход поединка изложил потом Липранди: «Погода была ужасная; метель до того была сильна, что в нескольких шагах нельзя было видеть предмета, и к этому довольно морозно… Первый барьер был на шестнадцать шагов; Пушкин стрелял первый и дал промах, Старов тоже и просил поспешить зарядить и сдвинуть барьер; Пушкин сказал: „И гораздо лучше, а то холодно“. Предложение секундантов прекратить было обоими отвергнуто. Мороз с ветром… затруднял движение пальцев при заряжании. Барьер был определен на двенадцать шагов, и опять два промаха. Оба противника хотели продолжать, сблизив барьер; но секунданты решительно воспротивились, и так как нельзя было помирить их, то поединок был отложен до прекращения метели». Помирить их удалось с трудом. Старов хотел продолжить поединок в зале дворянского клуба, и Липранди не сомневался, что Пушкин «схватится за мысль стреляться в клубном доме». По условиям дуэли, — стреляться до результата — это означало смерть или тяжкое ранение одного из противников. Липранди и секундант Пушкина Алексеев, его близкий приятель, все же уладили дело. Пушкин, однако, был недоволен бескровным исходом поединка.
А. С. Пушкин
Автопортрет. 1824 г
Старов, знавший толк в храбрости, оценил поведение своего противника: «Я хотел сказать по правде, что вы так же хорошо стояли под пулями, как хорошо пишете».
Судя по воспоминаниям свидетелей того периода его жизни, он не просто использовал мало-мальски подходящий повод для создания дуэльной ситуации, но и провоцировал, когда и повода-то не было. В октябре двадцатого года из-за пустячной ссоры за бильярдом он вызвал сразу брата генерала Михаила Орлова, уланского полковника Федора Орлова, потерявшего ногу в одном из сражений 1813 года, и своего приятеля Алексеева, тоже некогда лихого кавалерийского офицера. Ссору погасили благоразумие Орлова и Алексеева и старания Липранди.
«Однажды, — вспоминал Липранди, — в разговоре упомянуто было о каком-то сочинении. Пушкин просил достать ему. Тот с удивлением спросил его: „Как! вы поэт и не знаете об этой книге?!“ Пушкину показалось это обидно, и он хотел вызвать возразившего на дуэль». Было это в марте двадцать первого года.
И. П. Липранди
Акварель Г. Геда. 1820-е гг.
В марте двадцать второго он в разговоре с одной кишиневской дамой предложил себя в качестве дуэльного бойца — мстителя за обиду, которую кто-то ей нанес. После довольно грубого отказа дамы, изумленной этим предложением, он вызвал на поединок ее мужа, а когда тот отказался, дал ему пощечину.
Дуэльные ситуации были его стихией. Все, кто наблюдал его у барьера, говорили о его благородном и деловитом хладнокровии в эти минуты.