– Возьми мою долю.
– Дживре…
– И мою тоже, – делает шаг вперед Мари.
– И мою.
– Пожалуйста, не надо, – останавливаю их, но матросы не слушают.
– И мою, – жестами подтверждают еще несколько человек.
Члены команды один за другим предлагают мне свой заработок от самого опасного рейса. Все без исключений. Когда последний опускает руки, зрение начинает расплываться, а глаза горят от непролитых слез. Внутри словно кто-то выпотрошил дыру, в которую устремилось сжигающее меня чувство вины.
– Если вся команда отдаст тебе свою долю за это плавание, ты соберешь хотя бы часть суммы? – уточняет Дживре.
– Эти деньги очень помогут. – К счастью, говорю я руками, потому что вряд ли смогла бы выдавить хоть слово.
Если брать в расчет весь мой заработок и доли членов команды, получится собрать почти две трети суммы. А, может, и три четверти – в зависимости от того, сколько там на самом деле серебра. И все-таки это прискорбно мало. Хотя внезапно невозможное количество кажется почти достижимым.
– А как же вы? – спохватываюсь вдруг. – Вам тоже нужны деньги.
– Мы справимся.
Матросы кивают, соглашаясь с Дживре.
– Мы в долгу перед тобой. Ты раздобыла Джорку лекарство для его дочки и вытащила Хани из той жуткой тюрьмы.
– И не нужно забывать, сколько раз твой отец списывал наши долги в баре, – подхватывает Соррея, легко взмахивая руками.
Если уж речь зашла о долгах… это я всем им задолжала.
– Позволь нам тебе помочь, – вновь поворачивается ко мне Дживре. – Положись на нас хоть раз в жизни. А после возвращения мы вместе придумаем, как собрать остальную часть суммы. Кто знает, вдруг мы раздобудем достаточно денег, чтобы тебе хватило еще на отпуск с Эмили.
Я запрокидываю голову и, моргая, смотрю в небо. Плакать сейчас нельзя, ведь я их сильный и стойкий капитан. Но сегодня был долгий, очень долгий день. И я измотана до предела.
Отпуск с Эмили… если бы! Мне столько следовало сделать для нее – и вместе с ней, – пока имелась такая возможность. Сделать для всех родных. Раз уж я все равно оказалась должна Чарльзу столь огромную сумму, стоило бы просто задержать ему несколько платежей и купить Эмили новые платья. Маму можно было бы чаще брать с собой в плавания, а отца водить на ужины в город, чтобы он мог попробовать разные блюда и почерпнуть новые идеи для собственных рецептов. И еще хотелось бы проводить больше времени с командой и лучше узнать истории их жизней.
Теперь же на это не осталось времени, но впереди ждет еще одно плавание. И мне нужно совершить его прежде, чем кануть в забвение.
– Спасибо всем вам, – говорю я, выделяя каждое движение в надежде, что они почувствуют мою искренность.
Матросы расходятся по судну, принимаясь за привычные дела. Я же опускаю плечи, придавленная тяжестью их жизней. Я старалась заботиться о них, насколько возможно – как о членах собственной семьи. Но хватило ли этого?
Покачав головой, направляюсь в свою каюту – небольшую по меркам большинства капитанов. Однако площадь жилого пространства никак не влияет на мой заработок. Доход мне приносят перевозимые грузы и слаженная работа членов команды, поэтому на своем корабле я позаботилась в первую очередь о том, чтобы в трюмах хватало места для товаров, а матросы размещались со всеми возможными удобствами.
И все же пусть тесный, но это мой уголок. Целиком и полностью мой.
За три с лишним года жизни здесь я заполнила его десятками сувениров и безделушек, найденных во время путешествий. Коробочка с благовониями, изготовленная мастерами из Лэнтона. Почти пустая банка с травами, помогающими от морской болезни, в свое время купленная в Кэптоне в лавке молодой, но очень талантливой травницы, только что закончившей учебу. Сладости из Харшама, города, что лежит совсем рядом со странным селением на юге, окруженным высокими крепостными стенами, жители которого всегда заказывают больше серебра, чем можно добыть в шахтах. Красивый витраж в рамке, привезенный с равнин, лежащих на границе с темными лесами фейри, который подарил мне наниматель во время одного из своих знаменитых праздников.
– И откроются перед твоим взором все уголки земли и глубины моря, – бормочу я, немного изменяя слова, которые слышала в ту ночь. Они въелись в память столь же глубоко, как отметины в мою кожу. Я всегда беспрепятственно путешествовала в любую точку мира, никогда не находя преград, стен или ворот, которые не смогла бы преодолеть.
За исключением одной.
Эта связь – ниточка – удерживала меня и постоянно напоминала о себе криками, воплями и зловещей тишиной, а то и ударами тревожного колокола, более громкими, чем колокольный звон, разносящийся с маяка над водами Денноу.