Каждый матрос – часть нашего успеха, и вместе мы справимся.
На корабль обрушиваются волны, каждая страшнее предыдущей, и мы опасно кренимся то влево, то вправо. Держусь за поручни одной рукой, чтобы другой, свободной, иметь возможность в любой момент общаться с командой. Половина пути уже пройдена, и сейчас мы в самой гуще шторма. Чтобы миновать этот бурный проток, требуется всего полдня, но я готова поклясться, что каждый раз, оказываясь на другой стороне, оставляю в этом проходе целую неделю жизни.
Сирены вновь заводят песню, но на этот раз она звучит иначе.
Единственная низкая нота почти перекрывает остальные, и все-таки даже в такой тональности их песня производит впечатление. Кожа на руке начинает гореть, как будто узоры на ней превратились в колючую проволоку и теперь, когда я крепче цепляюсь за перила, впиваются в мою плоть. Однако чувства постепенно притупляются, вой ветра, грохот волн, крики команды и зловещий скрип корабля будто затихают вдали.
«Иди ко мне», – вдруг раздается шепот на незнакомом языке, который я интуитивно понимаю. Слова дрожью отдаются во мне, проникают внутрь, заставляя расслабляться напряженные мышцы. Я словно бы вдыхаю этот звук. Его песня похожа на старого друга, пусть и незваного, но имеющего ключ от двери, чтобы войти в любое время.
«Нет».
Моргая, я высвобождаюсь из захвата. Впервые я попала под власть песни сирены.
Пение вдруг обрывается, и я снова в полной мере ощущаю окружающий мир. Дождь ледяными кинжалами скользит по разгоряченной коже. Предплечье горит огнем; не будь необходимости держаться за перила, я впилась бы в собственную плоть ногтями.
Снова начинается песня, и в ней не слышится его голоса. Она грохочет, бьется во мне, яростным эхом отдаваясь внутри.
Зовет меня.
«Нет! Не сейчас. Осталось еще полгода», – хочется крикнуть мне, но горло так пересохло, что не способно издать даже самые слабые звуки.
Обычный гимн протока сменяется песней, которая преследует меня каждый день, слышится даже в самом тихом шепоте ветра, наполняет разум всякий раз, как я отбрасываю в сторону мысли, звучит в ушах перед сном. Это его песня, которая в первый год чуть не свела меня с ума.
Да, я ему задолжала, и сирен явился за мной, сообщая, что пришла пора расплачиваться за собственную жизнь.
Но пока рано. Слишком рано! У меня в запасе еще полгода.
Поднимаю сразу два флажка и машу ими вперед. Матросы бросаются поднимать все паруса. Убираю флажки и дважды вытягиваю палец. Колокол звонит два раза. Песня даже не прерывается. Вновь указываю пальцем. «Еще!» Мелодия все так же звучит, неумолчная и беспощадная.
«Нет, только не сейчас!»
В напев вплетаются другие голоса – еще сирены, взывающие ко мне в призрачном, почти невесомом созвучии. Стало быть, он позвал друзей, чтобы взыскать с меня долг, и теперь я не найду безопасного укрытия ни на суше, ни в море.
Развернувшись, бросаю взгляд на женщин и мужчин, доверивших мне свои жизни. Дживре на миг выпускает штурвал и шире раскрывает глаза. Оно и понятно: я нарушила собственное главное правило плавания по протоку и позволила матросам увидеть свой страх. Сжимаю губы в тонкую линию. Нет, я не позволю этим монстрам забрать меня без боя и не отдам им свою команду. Клянусь в этом всеми забытыми богами.
Полпути уже пройдено. У нас получится.
Хватаю флажок и машу в сторону. Корабль сворачивает влево, потом вправо, снова влево. И еще поворот…
Теперь можно двигаться прямо. Дживре знает путь не хуже меня и сумеет справиться.
В воде под шапками пены мелькают тени. Песня становится все громче, заглушая даже мысли. Время вышло, и он пришел меня забрать. В этом нет сомнений, поскольку каждая нота словно ввинчивается в череп. Может, я смогу выиграть для них время. Матросы не должны расплачиваться за мой выбор.
Когда я отступаю с носа и поворачиваюсь к Дживре, страх первой помощницы сменяется паникой и замешательством.
– Присмотри за Эмили, – прошу на языке жестов, медленно двигая руками для большей выразительности. – Пожалуйста, оплати за меня долг. Не дай попасть в долговую тюрьму ни ей, ни моим родителям. Пожалуйста.
Не представляю, как Дживре сможет все это предотвратить. Понимаю, что слишком многого прошу и надеюсь на чудо, и все же не могу промолчать. Выбора у меня нет.
Помощница выпускает штурвал, чтобы ответить, и в тот же миг он начинает бешено вращаться. Дживре вновь вцепляется в него, возвращая контроль над управлением судном, и просто качает головой. В ее глазах, озаряемых вспышками молний, светится ужас. Она меня знает и понимает, что я задумала.