– Все нормально. – Искоса смотрю на него, избегая зрительного контакта, а между делом стараюсь скрыть свой гнев и взять себя в руки.
– Я не хочу… – начинает он и замолкает.
– Чего не хочешь? – уточняю я, когда Ильрит и не думает продолжать.
– Не хочу заставлять тебя это делать. – Он слегка отводит руку в сторону.
Сейчас сирен выглядит напряженным, на его лице читается почти болезненное выражение.
– Так не заставляй, ты не обязан, – сухо замечаю я. – Это ведь ты здесь распоряжаешься.
Он подается вперед, все еще держа руку между нами.
– Думаешь, я замыслил все это? – В его словах слышится обвинение, смешанное с гневом, который, похоже, направлен не только в мой адрес.
– Ты привел меня сюда и держишь мою жизнь в руках. А мог бы и отпустить, если бы захотел.
– Ты и в самом деле веришь, что той ночью у меня хватило бы сил просто спасти твою жизнь, не отметив тебя – и только тебя, – как помазанную для подношения? Что я мог бы предотвратить твою смерть и отпустить тебя без всяких условий? – На его лице мелькает нечто похожее на ненависть, а в глубине сознания слышится горький смешок. – О, Виктория, хотел бы я иметь такую силу! Тогда мне не приходилось бы наблюдать за тем, как мои подданные голодают, гниют или попадают во власть духов. Будь я и впрямь могущественным, неужели стал бы приносить в жертву человека в надежде, что это хоть немного разрешит наши трудности?
Не знаю, что ответить, поэтому молчу. Хочется поверить, что он лжет? Но для чего? Ильрит почти добился своего и не нуждается в моем сочувствии. И все же… Мне знакомо отчаяние, возникающее, когда пытаешься вернуть контроль над тем, что пошло совсем не по плану.
– Если бы я всем заправлял, тогда я… моя мать бы… – Герцог замолкает на полуслове, потом, собравшись с духом, продолжает: – Никто из нас не способен контролировать происходящее, пока лорд Крокан в ярости и угрожает всех нас убить. Вечноморе – последний барьер, который стоит на пути его гнева и разложения, способного охватить весь Срединный Мир, а возможно, и мир смертных. Я обязан приложить все силы, чтобы защитить свой народ и не допустить беды.
Эти стремления я тоже могу понять. Желание защитить тех, кого любишь больше всего на свете, знакомо мне не понаслышке.
Не исключено, что с ним получится договориться. Нужно только найти способ использовать его потребности для удовлетворения моих собственных…
– Тогда делай, что должен.
Беру его руку и медленно прижимаю к своему телу. Сама переступаю черту, обретая таким образом хоть немного контроля над ситуацией, в котором мы оба столь явно и отчаянно нуждаемся. Ильрит скользит пальцами по моей скрытой корсетом груди, и сердце напоминает крошечную птичку, пытающуюся вырваться из клетки. Надеюсь, он этого не чувствует.
– Мне не стоит к тебе прикасаться, – бормочет он.
– Почему?
– Никому не стоит. Приносимый в жертву должен разорвать все связи с этим миром. – Однако, даже произнося эти слова, Ильрит не отводит руку.
Слегка отстраняюсь, чувствуя себя немного глупо из-за того, что неверно поняла его намерения.
– Тогда делай, что должен.
– Очень хорошо.
Мыча что-то себе под нос, сирен убирает от меня пальцы, и на их кончиках, будто роса на листьях, собираются возникшие ранее светящиеся шарики, которыми он и проводит по моему телу. Свет рождает цветные линии, которые теплыми лучами солнца ложатся на кожу.
Песня, которая направляет его руку, полна печали, и я вдруг осознаю, что уже слышала ее в ту ночь, много лет назад. Он поет, рисуя на мне узоры, и постепенно эмоции наполняют его до краев, угрожая выплеснуться на меня. Ильрит пальцами вычерчивает по три дуги на обеих сторонах шеи. Эти отметины, напоминающие рыбьи жабры, продолжаются ниже, спускаясь по предплечьям и обводя ладони. Указательным пальцем сирен проводит линию по центру моей груди. Все рисунки оживают, пульсируют и изгибаются в такт его песне, принимая форму линий и завитков, значения которых я не понимаю.
Никогда не думала, что вот такое недоприкосновение может сводить с ума не меньше, чем настоящий физический контакт.
В конце концов Ильрит останавливается, огоньки гаснут, но на коже остаются новые яркие узоры.
– Для первого дня достаточно.
– Что это?
– Слова, песни и истории древних, которым придает форму музыка. Смертным их постичь практически невозможно, – поясняет сирен. А я-то думала, он заявит, будто это не мое дело.