Христос понимал эти слова несколько иначе, чем понимает их общество. С чисто органической точки зрения в мире есть несколько Божественных институтов, например, отец и мать, семья. Это первые институты на Земле, и нет более благородного и светлого учреждения, чем семья, как нет и более высокого звания, чем отец и мать. Поистине, на Земле много отцов и матерей, но, по существу, это отчимы и мачехи. По отношению к органическому миру отец и мать играют важную роль: со своей кровью они передают детям качества своих душ. Воспитание детей обусловливается теми качествами, которые мать вкладывает в ребёнка ещё в самом нежном возрасте. Под словом кровь я подразумеваю не обыкновенную кровь, а ту, что во всех случаях жизни остаётся неизменной, одной и той же. Я не буду останавливаться сейчас на объяснении различия этой двоякой крови; могу сказать одно: это не та преходящая, изменяющаяся кровь, а другая, подобная эссенции розового масла, всплывающей над розовой водой и, собственно, и имеющей истинную ценность. Благородные зародыши, которые мать вкладывает в кровь ребёнка, это ценная эссенция, которая впоследствии растекается и разносит своё благоухание среди окружающих этого уже выросшего ребёнка; потом уже ничего нельзя вложить в человека и в нём посеять. То, что современные люди называют воспитанием, это просто дрессировка. При материнском воспитании процесс идёт в корне, там он образует и видоизменяет ум и сердце; при дрессировке же происходит лишь внешняя полировка. Вы можете дрессировать обезьяну, можете дрессировать голубя, но как только вернёте их в естественное для них положение, они сразу заживут своей первоначальной жизнью. В Американских Соединённых Штатах проводили опыты: правительство отпускало огромные суммы на воспитание местных индейцев, и некоторые из них оканчивали разные колледжи и университеты, но как только они возвращались в свой народ, они забывали то, чему обучались, и опять дичали. Только в тех из них, кто обращался в христианство и усваивал его коренным образом, происходила перемена.
Таково же положение учителя по отношению к духовной жизни: быть учителем — значит кого-то родить. Христос не говорит не учительствуй, а говорит не принимайте на себя звания учитель, то есть не называйтесь матерью, если вы больны, ибо что родит такая мать, кроме хилого ребёнка? Если у матери есть какие-то органические, умственные и душевные слабости, то и ребёнок не будет исключением. Может ли, например, современный учитель научить своих учеников соединять кислород с водородом, если сам не понимает свойств этих элементов? Он может проводить опыты, однако эти элементы ему не подчиняются, потому что он ещё не стал им господином. Другой может учить тому, как вращаются тела в пространстве вокруг Солнца, но попросите его определить их движение математически, с точностью до метра, а не до сотен тысяч метров или километров, и он не сможет установить это точно. И я могу производить такие вычисления, но они не будут точными; если разница будет в несколько сантиметров или миллиметров, то это я понимаю, но различие в несколько километров или в сотни тысяч километров — этого я не понимаю, это уже гипотезы, предположения. Часто вы останавливаетесь и говорите: "Почему это произошло не так, как мы думали?" Кто виноват, если ваши вычисления ошибочны? В жизни все ошибаются. Вы хотите построить дом, приглашаете архитектора, чтобы он подготовил план и рассчитал необходимое количество камня, дерева, железа, гвоздей, песка, извести и так далее. Потом вы покупаете эти материалы, но если не будут точно соблюдены необходимые сочетания, то ваша постройка рухнет, и вы пострадаете под её развалинами.
Объясню свою мысль случаем из болгарской жизни. Это произошло приблизительно в 40-50-е годы. Один болгарин, живший на юге Балканского полуострова, где-то под Солуном, нанимался вместе со своим отцом работать садовником. Ему исполнилось двадцать лет, но он не смог скопить денег на этой работе, мотыга ему надоела, и он решил поискать другое, более подходящее для себя занятие. Он пошёл к портному, который шил одежду из абы[5], и сказал себе: "Вот лёгкое дело: буду сидеть и водить иглой". Через неделю пришёл в эту лавку турецкий бей и позвал хозяина к себе домой, чтобы тот, прихватив аршин и ножницы, покроил ему просторные брюки из сукна — бирбучуклию. Однако хозяину не хотелось идти и он послал ученика, проучившегося уже неделю, сказав ему: "Ты иди, а я приду следом". Ученик пошёл с беем; ждали час, два — мастер не идёт. Тогда бей говорит ученику: "Ты, я смотрю, уже парень большой и должен знать ремесло. Можешь ли покроить мне брюки?" — "Могу", — ответил подмастерье. Бей достал большой кусок сукна и сказал: "Скрои мне брюки бирбучуклия". Ученик начал кроить — оттуда отрежет, отсюда. Бей видит, что то, что ученик кроит, не похоже на бирбучуклию, и говорит ему: "Брюки не выходят, так скрои мне хотя бы салтамарку"[6]. Ученик отхватывает оттуда, отсюда, меряет, кроит; турок видит, что и салтамарка не выходит. "Скрои мне хотя бы мешочек для табака, а если и того не сделаешь, я тебя побью!" Так и многие из вас, едва просидев неделю при мастере, берут ножницы и аршин, как тот молодой болгарин, и уже готовы кроить — готовы быть учителями. Христос говорит: "Не будьте такими учителями". Чтобы быть учителем, нужно иметь положительное знание и понимать его однозначно, без исключений. Лечить каким-либо средством и одновременно им же убивать — значит не иметь положительного знания. Если вы делаете операцию ножом, вырезаете у человека больное место и тем же инструментом перерезаете ему гортань, то вы не можете сказать, что применяете свой нож уместно, вы уже совершаете преступление. Иные скажут: "Мы такого не делали". О, сколько я знаю учителей, перерезавших гортань своим ученикам; скольким они отрезали ноги, руки, уши! — я имею в виду, в моральном отношении. Господь не ставил этих людей учителями, они самозванцы. В каждой церкви есть такие учителя, которые, как упомянутый болгарин, пробыв неделю в школе, пошли проповедовать.