Работа была тяжелой. Приходилось заниматься всем — таскать камень, стройматериалы, рубить лес, убирать дворы, собирать урожай в садах. Кормили мало и плохо, частенько били. Особенно рукоприкладством увлекались наниматели из простых. Однажды в работном доме сломалась механическая мельница. Работа была не сложной, но его потуги заметил сам хозяин работного дома. С тех пор его, Ну Хэ (раб господина Хэ), начали отправлять на работы по механике и паровой технике. Поначалу везло, все поломки были пустяшными. После, упросив господина Хэ, он обзавелся кое-каким струментом. Стали кормить лучше, бить стали меньше. Приходилось ему заниматься не так давно там появившимися паровыми движителями и паромобилями. Он не раз мечтал, что вот вскоре откроется дверь, ему сообщат об ошибке, снимут с шеи рабский ошейник и отпустят, отправив на родину. Увы, день сменялся новым днем, но ничего не менялось. И обычно смотревший на все с оптимизмом, Павел стал предаваться унынию. Постепенно куда-то исчезали ребята, жившие в работном доме вместе с ним. Что с ними случилось, он понятия не имеет, но предположения у Павла были самыми плохими.
Из работного дома однажды его забрали военные. Слух о том, что там есть раб, способный отремонтировать любую механику и паровую технику, тут слава бежала впереди него самого, достигла ушей катайцев-военных. И в один из дней, вернувшись после очередного ремонта, его ждала двойка солдат с мечами в руках. Только и сказали, что он идёт с ними. Вышедший хозяин молчал. Ни куда, ни чего — стражи не объясняли. Они только привели его на склад в воздушном порту, где среди множества ящиков стояло два новеньких полуразобранных бронехода, недавно доставленных из Мерикании. Там он стал Ну Ли.
— Ты знаешь, я слышал от Варвары твоей, что тебя похоронили — прервал я его рассказ.
Павел, услышав от меня эти слова, вновь с грустью вздохнул: — Значит не ждут там более.
— Да ты что. Не грусти, Паш. Вернёшься! Обязательно вернёшься. Расскажешь им все. Даже не думай!
— Обещаешь, князь?! — чумазый Павел, словно копируя ребят, тоже вдруг взялся меня чествовать.
— Обещаю…только, Паша, прекрати называть меня князем — совершенно не представляя, как я буду воплощать в жизнь только что данное ему обещание: — И пошли. Тебя еще в порядок привести нужно. И нас ждут, смотри.
— Басурман! Черт языкастый! Охмурил, значит, чужанин, наших глупеней?! — кричит мне один.
— Головы им заморочил?! Их значит, княже, туда пошлешь! А сам — в сторону и фьюить! — уже другая.
— Пустоплет городской! — донеслось с третьей стороны.
— Да что случилось-то? В чем вы меня теперь обвиняете?
— Что-что? Детей наших глупых почто на свою войну тянешь. Сам иди на войну, а их не трожь!
— Это я ваших «детей» на войну посылаю?! Так! Да! — кричу: — Вы это их называете глупыми детьми?! Их?! — показываю я на стоящую рядом нашу команду: — Да эти парни умнее вас оказались. Они сами пошли на войну. Сами приняли решение и пошли. Поняли, что к чему, в отличие от некоторых. И побили всех оставшихся в селе катайцев, да, с моим участием, но! Ваши глупые «дети» сами добыли у катайца себе оружие. Поборов свой страх, они взялись за оружие и выиграли этот свой первый бой. Пускай малый бой. И он — самый важный бой! Тот самый, в который вы, отцы и деды, побоялись влезть, отправив своих детей прятаться за скирды. Здоровенный, рядом стоящий, мужик недовольно бурчит: