Дьяволос боялся летописца больше других именно потому, что его речи приводили в смятение весь город: они гремели, словно раскаты грома. Вот и надумал царь во что бы то ни стало сбить Совесть с истинного пути, отуманить его разум вином и ожесточить тщеславием. Сатана добился успеха, почти совершенно развратив старика. В конце концов летописец едва мог отличать доброе от дурного. Но новому владыке и этого было мало. Он стал внушать жителям, что летописец сошел с ума, а потому не следует-де обращать внимания на его слова. «Если бы он был в своем уме, он говорил бы то, что надо и что понятно всем, но теперь он, как прочие умалишенные, во время припадков несет такую чепуху, что нечего вам и слушать выжившего из ума старика», — учил Дьяволос народ.
Таким образом он вскоре убедил Душу не считаться с увещеваниями старика, тем более, что каждый раз, когда летописец был навеселе, он должен был публично отрекаться от своих прежних взглядов. Летописец то и дело противоречил сам себе, поступки его стали странными и нелогичными. Царя Шаддая он вспоминал все реже. Его начали мучить приступы долгого сна, иногда наступала даже клиническая смерть. А горожане Души тем временем плясали под дудку великана Дьяволоса.
И всякий раз, когда жители смущенной Души обращались к Дьяволосу, передавая ему пугающие их слова старого летописца, новый царь успокаивал город, объясняя, что это бредни сумасшедшего, имеющего склонность к болтовне и жаждущего высказаться. Все утихали, и в городе воцарялось спокойствие. Часто он обращался к подданным с такими словами:
— Заметь, дорогая Душа, что, кроме возмущения старика и его безумных грозных речей, мы ничего не видим и не слышим. Сам Шаддай молчит.
Он, как всегда, лгал, ибо летописец в минуты просветления говорил то, что повелевал ему Шаддай. Дьяволос был хитрым.
— Вы сами можете убедиться в том, что ваш Шаддай не любит вас, и ваша непокорность его ничуть не оскорбляет. Он ни разу не осведомился о вас и даже не пытается вернуть вас себе. Он знает, что теперь вы законно стали моими подданными, и потому оставил вас в покое и махнул на вас рукой. Чувствуешь ли, о Душа, какую неоценимую услугу я тебе оказал? Я сделал для тебя все, что мог, и уверен, что законы, по которым ты теперь живешь, приятнее прежних, действующих в раю. Свобода ваша теперь не ограничена, я же вас застал в состоянии унизительного рабства. Ни воля моя, ни закон мой не страшат вас. Ни от кого из вас я не требую отчета о действиях, только от безумного старика-летописца. Я даровал каждому право жить по-царски, и вы от меня зависите так же мало, как я от вас, — любил повторять новоявленный царь.
Так Дьяволос успокаивал город, когда летописец начинал свои грозные увещания, и постепенно хитрыми речами восстановил жителей против старика Совесть. Сам же старался погубить его. Наконец жители и сами захотели избавиться от докучливого летописца, с трудом вынося не только его общество, но даже сам вид его, и приходя в негодование от речей последнего.
Но старания были напрасными! Благодаря ли могуществу Шаддая, или по какой-то другой причине, но летописец оставался жив и невредим. Притом дом его очень напоминал крепость, неприступную для штурма.
В городе жил влиятельный князь по имени Свободная Воля. Он был знатного рода и, насколько помню, пользовался в свое время особыми привилегиями Царя Шаддая. Характера он был твердого и бесстрашного, и нелегко было сопротивляться ему. Когда он услышал воззвание Дьяволоса к Душе, то в силе своей врожденной гордости почувствовал стыд за свое долгое рабство у Шаддая и одним из первых принял предложение хитрого льстеца, лелея надежду стать во главе всего города.
За свою готовность открыть Дьяволосу ворота города он заслужил особое расположение нового царя, который, оценив его твердую и непреклонную волю, решил поднять его на высшую ступень правления, назначив главным комендантом крепости и ответственным за городские ворота. Был издан указ, гласящий, что на любые изменения в городе требуется его специальное разрешение. Итак, князь Свободная Воля занял первое место после царя Дьяволоса. При нем был секретарь по имени Мнение, который говорил и действовал только по личному приказанию князя. Так Душа попала в полное подчинение Воле и его секретарю Мнению…