Она снова кивает и выглядит слегка озадаченной.
— Короче говоря, ты движешься, развиваешься, верно? Ты направляешься в одну сторону подальше от другой?
Еще кивок.
— Это именно то, чем заняты все, в более широком смысле, не так ли? Движутся к чему-то прочь от чего-то еще?
Еще один осторожный кивок, недоверчивый, словно я готовлю для нее ловушку, что, разумеется, я и делаю.
— Вот что я хотел бы услышать от тебя, Сара: расскажи мне, от чего именно ты движешься прочь и к чему направляешься. Подумай над этим, спешить некуда. Отнесись к этому так, будто ты формулируешь свою собственную задачу с помощью этих двух элементов — к чему ты движешься и от чего. Хорошо?
Похоже, эта идея приводит ее в панику.
— Эй, — успокаиваю ее я, — да брось, тебе не о чем беспокоиться. Все, что надо сделать, — это ближе взглянуть на то, куда ты идешь и что получишь от этого. Это не высшая математика. Просто распиши свой план полета в самых оптимальных выражениях. Звучит не так уж трудно, верно?
— Наверное, нет.
— Это не гонка, это просто жизнь. Нет финишной линии, нет победителей и побежденных. Поразмышляй и над этим. Здесь все взаимосвязано. Приходи через несколько дней, расскажешь, что надумала.
Сара пребывает в плену той же ложной идеи, что и все остальные люди. В самом широком смысле, она верит, что что-то идет не так и что она может исправить это. Представление о том, что такое это что-то, что с ним не так и как это можно исправить, у каждого человека свое, но в общем схема всегда одна. Истина, однако, в том, что ничто никогда не бывает неправильным. Ничто никогда не бывает неправильным и никогда не может быть неправильным. Нет ничего неправильного даже в вере, что что-то неправильно. Неправильность попросту невозможна. Как писал Александр Поуп: «Поистине все хорошо, что есть». Неправильность в глазах смотрящего, а не где-то еще.
Тем не менее, способность воспринимать неправильное крайне важна для приведения в движение человеческой драмы, как и иллюзия отделенности и уверенность в обладании свободной волей. Для драмы нужен конфликт. Нет конфликта — нет драмы. Если что-то не является неправильным, то ничего не нужно исправлять, то есть ничего не нужно делать. Не нужно ни оценивать масштаб высот, ни мерить лотом глубины. Не нужно стяжать богатство и власть. Не нужно плодить будущие поколения. Не нужно ни создавать произведения искусства, ни воздвигать небоскребы. Не нужно сражаться в битвах. Не нужно изобретать философии и религии. Не нужно чистить зубы ниткой.
— Вера в то, что что-то неправильно, — это горячая сковорода под задницей человечества, — так я объясняю это Саре.
Разумеется, неправильность не является чем-то полностью воображаемым. Некоторые представления о правильном и неправильном заданы в человеческой машине на биологическом уровне. Голодать неправильно, есть — правильно; воздерживаться от секса неправильно, сеять семя правильно; испытывать боль неправильно, получать удовольствие правильно, и так далее. Но все это биологические директивы, имеющие силу только в контексте физического организма, нарушение которых приводит к постепенному усилению дискомфорта и, возможно, смерти.
Где же тогда укрыться неправильности вне нашего физического организма? Очевидный ответ — нигде. Но если для того, чтобы все это существование оставалось интересным, нужен драматический элемент, то в структуру необходимо добавить искусственный элемент — страх.
Страх в самой сердцевине. Страх черной дыры внутри. Страх небытия.
Страх не-я.
Страх не-я — это прародитель всех страхов, от которого берут начало все остальные страхи. Нет такого маленького или большого страха, в самом сердце которого не гнездился бы страх не-я. Все страхи — это в конечном счете страх не-я.
— И что же тогда просветление, — спрашиваю я Сару, — если не лебедь, ныряющий в бездну не-я?
Она не отвечает.
Страх, независимо от того, какую личину он надевает, — это движущая сила людей как особей и человечества как вида. Проще говоря, люди — это создания на основе страха. И хотелось бы сказать, что рациональности и эмоциональности в нас поровну, а левая и правая части мозга сбалансированы, но это неправда. Мы в первую очередь эмоциональные существа, и управляющая нами эмоция — страх.
— Забавно, а? — спрашиваю я Сару, которая к этому времени выглядит так, будто ее подташнивает.
Я прошу учеников определить, к чему они и от чего стремятся, не потому что мне нужны эти подробности или даже не потому что я хочу, чтобы они прояснили это для самих себя. На самом деле я хочу, чтобы они присмотрелись к своему нынешнему направлению, потому что если судьба или провидение поставили их передо мной, чтобы они услышали, что я говорю, то весьма вероятно резкое изменение их курса, которое начинается с критического отношения к нынешнему направлению.