Выбрать главу

(2) Парадокс

Тебе никогда не достичь духовного просветления.

Тот ты, о котором ты думаешь как о себе, —

не ты.

Тот ты, который думает о тебе как себе, — не ты.

Тебя нет, так кто же тогда

желает стать просветленным?

Кто не просветлен?

Кто станет просветленным?

Кто будет просветленным?

Просветление — это твоя судьба,

что неизбежней рассвета.

Тебя не может постичь неудача

в достижении просветления.

Тебе говорили иное?

Неодолимая сила принуждает тебя.

Вселенная настаивает.

Не в твоей власти потерпеть неудачу.

К просветлению нет пути:

оно везде и всегда.

На пути к просветлению ты с каждым шагом

создаешь и разрушаешь собственный путь.

Никто не следует по пути другого.

Никто не сходит с пути.

Никто не может вести другого.

Никто не может повернуть обратно.

Никто не может остановиться.

Просветление ближе к тебе, чем твоя кожа,

безотлагательнее, чем твой следующий вдох,

и всегда вне досягаемости.

Его не нужно искать, потому что нельзя найти.

Его нельзя найти, потому что нельзя потерять.

Его нельзя потерять, потому что оно

не что иное, как ищущий.

Парадокс в том, что нет никакого парадокса.

Разве это не прескверная штука?

— Джед МакКенна —

(3) Высокие идеи

Я брожу по миру, чтобы встретить тысячи тысяч своих лиц;

Самая грязная трава

одевается в солнечный свет моей кожи:

Я стою в этом потоке,

в самом себе, и смеюсь.

Руми

По документам владелец этого дома я. Это величественный и богатый украшенный фермерский дом со множеством комнат, построенный в 1912 году. Ходят истории, что два обеспеченных джентльмена положили глаз на одну и ту же даму, и каждый построил самый лучший дом, что смог. Оба сделали ей предложение, предполагая, что она выберет того, чей дом лучше. В первый раз я услышал эту историю в офисе моего юриста перед самым его закрытием от секретаря, который знал ее досконально. Я с волнением ждал конца истории, чтобы спросить, выиграл ли мой дом. Он выиграл. Проигравший из великодушия сжег свой дом несколько лет спустя.

Отличная история. Если это выдумка или преувеличение, я не желаю об этом знать. Мне она нравится такой, какая есть.

Дом расположен на востоке Айовы, примерно в двадцати милях от Айова-сити и в полутора часах езды от реки Миссисипи. Нам повезло, что эта местность не такая плоская, как обычно в этом штате. У нас есть несколько акров земли, заросшей лесом, и дюжина акров без леса, ручей (река Миннисипи), маленький пруд, и со всех сторон мы окружены землями фермеров. Остров в море кукурузы.

Дом окружен открытыми верандами, изогнутыми карнизами и украшен многочисленными декоративными элементами, для которых я даже не знаю правильных названий. Внутри полно встроенных шкафов с застекленными полками, дубовых полов, потолочных балок и таких искусных ремесленных поделок, каких в наши дни, говорят, уже и не сыщешь. Как бы то ни было, это восхитительный старый дом, подобных которым я не видел за все двенадцать или около того лет в Айове. Я не говорю, что он самый большой или самый лучший или что-то в этом роде, просто он неповторимый и особенный. Что важнее всего, здесь тихо. Ближайшие соседи в миле отсюда, а ближайшая асфальтированная дорога в пяти милях, достаточно далеко, чтобы не видеть ее и не слышать.

Я говорю, что являюсь законным владельцем дома, чтобы подчеркнуть, что я, тем не менее, чувствую себя в этом доме гостем. Королевским гостем, но все-таки гостем. Это дом Сонайи, и он стал им в первый же день, когда она вошла в него. Он пронизан ей сверху донизу. Она заведует приготовлением еды, ремонтом, уборкой и финансами. Она ставит гостей в очередь. Если бы не было Сонайи, это место, вероятно, выродилось бы в кишащую крысами общагу годы назад.

Сейчас утро. Я сижу в комнате с телевизором и смотрю мировые новости. Люблю это занятие. Я больше наблюдатель, чем участник. Как Чэнс Гарднер, я люблю смотреть телевидение, фильмы, новостные шоу. Я не занимаю ничью сторону и не забочусь о развязке: это драма, которой я наслаждаюсь. Я не смотрю спортивных передач или мыльных опер, потому что новости по большому счету ничем от них не отличаются: сегодняшние новости — то же комическое фиглярство, что и в мыльных операх.