— Ну, вроде того, ага, но ты говоришь так, будто...
— Почему, как ты думаешь, эта организация еще не погрязла по самые уши в просветленных после тридцати лет? Я бы задумался, почему там не возникла проблема их хранения. Я бы задумался, почему весь мир еще не валит к ним валом. Сколько им требуется времени?
— Точно не известно...
— Нет, Мартин, это точно известно. В том-то и дело. Точнее не может быть. Как такое может быть, что единственный случай просветления за тридцать лет — это тот, с которого все началось? Я знаю, Мартин, что он большая шишка. Мне знакомы эти учения. Я знаю, насколько этот парень широк и всеохватен. Я согласен, что он возвышенное существо, что бы это ни значило. Будь я в его присутствии — пал бы на колени и коснулся его усыпанных лотосами стоп. Он великий, я знаю, но мы говорит не о ком-то, мы говорим о тебе. Мы говорим о том, что ты делаешь... Что? Как бы ты это назвал? Освобождение от оков? Я не вижу в организации этого парня никого, кто освободился бы от оков, Мартин. А ты?
Я жду. Он не отвечает.
— Можешь предложить вариант, как такое возможно?
Мартин молчит. Он явно погружен во внутреннюю борьбу. Он смотрит на меня, чтобы узнать, что будет дальше.
— Мартин, думаю, я вправе рассматривать возможность, что в той организации есть серьезный изъян. Где-то ближе к самой сердцевине. Думаешь, с моей стороны неразумно говорить такое?
Никакой реакции.
— Как ты думаешь, есть хотя бы смысл задаваться вопросами? По крайней мере, рассмотреть такую возможность?
Он почти незаметно кивает.
— Мое собственное пробуждение заняло меньше двух лет, Мартин. И это без всякого живого наставника, который помогал бы мне. Я никогда не слышал, чтобы это занимало больше времени. Я действительно не понимаю, как процесс может длиться дольше.
Говоря это, я не имею в виду, что процесс занимает два года с момента первого проблеска духовной жажды. Я имею в виду два года с того момента, когда процесс пробуждения действительно начался, — с первого откровения, с первого шага. Напишу это с большой буквы — Первый Шаг. Я знаю, что многие люди по много лет медитируют и занимаются духовными практиками, не достигая полного пробуждения, и мне известно их мнение: они думают, что еще не пересекли финишную черту, но на самом деле причина в том, что они не пересекли даже стартовую — не сделали Первый Шаг.
Я продолжаю:
— Это некий процесс, и для него требуется определенное время. Примерно столько же, сколько для вынашивания слоненка.
Мартин слишком вежлив, чтобы задать очевидный вопрос: сколькими случаями просветления могу похвастать я сам? Ответ такой: в среднем одним или двуми случаями в год с тех пор, как я начал учить, — всего дюжина или около того. На самом деле, разумеется, я не могу ставить их себе в заслугу, но именно ко мне привела их вселенная на критических этапах их путешествия. Двое из них пытаются говорить и писать на эту тему, но большинство просто учатся жить с этим. Сейчас я вижу еще двоих, кто на подходе, кто сделал Первый Шаг. Стоит сделать Первый Шаг, и остальной путь уже неизбежен, если, конечно, человек не умрет или не получит серьезную травму головы.
— Мартин?
— Да.
— Ты бы согласился с тем, что в учении, которое не дает выпускников, возможно, есть какой-то изъян?
Он колеблется, потом кивает.
— Если так, то это, должно быть, довольно серьезный изъян, а?
Он кивает.
Я киваю.
— Что ж, это интересная возможность. Может, ты подумаешь об этом немного и дашь мне знать, к чему пришел. Хорошо?
Он кивает.
— Мартин?
Он кивает.
— Я уже знаю ответ. Это для тебя, хорошо?
Он кивает.
* * *
Приверженность любому учению или учителю — любому внешнему авторитету — самый коварный зверь в этих джунглях. Первое, что нам хочется сделать, когда начинается наше путешествие, — это найти дружеское плечо и надежность, присущие организованной группе, и найдя их, мы по сути дела завершаем наше путешествие, даже не начав его. Мартин — совершенно типичный, идеальный пример. Он отправился в путь двадцать лет назад в поисках чего-то высшего, а теперь вынужден встретиться лицом к лицу с фактом, все его усилия и весь пыл, потраченный на поиск в течение многих лет, не помог ему сделать единственный шаг вперед. Двадцать лет он закапывал себя в нору, а теперь должен выкарабкаться и начать это путешествие.
Чего он почти наверняка не сделает.
Сила нашей преданности учителям и учениям — это отражение не их ценности, а желания эго выжить. Это эго — фальшивое я — превозносит наставников и объявляет учения священными, но нет ничего возвышенного или священного, есть только истинное и неистинное.