"Сидели мы, — вспоминает Алексеев, — после концерта за столом небольшой компанией: Владимир Хенкин, Виктор Хенкин, Дунаевский и я. Разговор, конечно, шёл о песнях. Виктор стал жаловаться на отсутствие хорошего репертуара.
Дунаевский, не дослушав как всегда, перебивает: "Считайте, что композитор у вас уже есть!""
Виктор Хенкин умоляюще обращается к Алексееву: "Алёша, сочините текст".
"Я не поэт", — отвечает артист Алексеев.
Дальше начинается игра в скромность: тот не поэт, а этот не балерина. Играют все: кто кого перескромничает. За исключением Дунаевского. Тот стремится быть всеми сразу, согласиться со всеми предложениями. Манера речи, стиль общения — всё наполеоновское. "Пришёл, увидел, победил", а иначе бы и не пришёл, и не увидел, и не победил бы.
Дунаевский говорит Алексееву: "Поэт вы, конечно, никакой. Но для пустяка, для песенки, вас хватит, судя по предыдущей продукции. Психология шута вам более или менее сродни. Попробуйте".
Обидеть он не боялся нисколько, если знал, что находится среди друзей, которые поймут любую шутку. Сказать подобное в лицо мастеру литературного жанра мало кто бы осмелился.
Алексеев сначала не нашёлся что ответить, а потом стал думать. Конечно, для него шаг от шута до конферансье — только один. И вдруг его озарило. В 1910 году умер Марк Твен. Когда об этом узнали в Одессе, то решили сочинить некролог и отправить его вдове покойного. Некролог поручили написать Александру Куприну, который в это время жил в Одессе. Долго его искали и наконец нашли пьяным на даче. Таким же пьяным привезли в редакцию и попробовали растолковать, кто умер. Куприн, недолго думая, сочинил некролог, состоящий из двух слов: "Умер смех". А остальное дописал на следующее утро.
Алексеев вспомнил эту ёмкую фразу и предложил Дунаевскому написать музыку на стихи про шута. Что должно быть содержанием песни, он чётко представлял:
И гроб шутами окружён,
И слышен наглый хохот чей-то,
И мерный погребальный звон,
И скрипки, бубенцы и флейты…
Это было довольно удачное подражание Николаю Гумилёву. Дунаевский охотно написал музыку и посвятил её Владимиру Хенкину.
… Переезд в Москву обернулся нескончаемыми бытовыми проблемами. Денег было мало, соблазнов — много. В 1925 году столица ещё оставалась раем для любителей вечерней и ночной жизни. Бесчисленные музыкальные кабаре и театрики соревновались между собой в зрелищности программ, в творческих изысках. Их артисты получали за свой труд гроши. Дунаевский не являлся исключением — он испытывал большие материальные затруднения.
Зимой 1924 года Ильин предложил Дунаевскому перейти в театр "Палас" на должность музыкального руководителя. Ещё ничего не предвещает будущего взлёта. Кроме гениального дара сочинять мелодии Дунаевский ещё не обладает ничем другим. Перед ним стоят вполне обыденные цели. Он, конечно, хочет прославиться, но навряд ли в масштабах всей страны. Исаак охотно согласился. Работая в "Паласе", он познакомится с людьми, которые впоследствии составят элиту советской эстрады. В то время тусовка московских богемцев была очень разношёрстной как по возрасту, так и по таланту. Среди артистов выделялся один человек — Миша Гаркави, который потом станет играть во многих спектаклях с музыкой Дунаевского. "Братом короля" в тусовке эстрадных артистов считался Борсамбор — Борис Борисов. Именно он предложит Дунаевскому сочинить музыку для водевиля "Лев Гурыч Синичкин".
"Вторым братом короля" был Сергей Антимонов, когда-то один из лучших актёров "Кривого зеркала". Он хорошо писал и обладал совершенно особым юмором. Ни капельки не притворяясь, он говорил тихим, напевным голосом, а в зрительном зале не прекращался гомерический хохот. Всенародная популярность к нему пришла после роли шпрехтшталмейстера в фильме "Цирк" Григория Александрова. Именно Антимонов стал автором одной из первых оперетт Дунаевского.
Для своих друзей-актёров Исаак написал уморительно смешную музыку для спектакля "К. Р. З. Т.", которую показывали в "Фанерном театре". Официально он назывался "Вольный". По этому поводу актёры шутили, что их театр вольный настолько, насколько фанера крепкая. Шутки в то время рождались просто — то, о чём болтали за дружеским столом, запоминалось и выносилось на суд общественности.
Именно так был придуман шутливый подзаголовок "К. Р. З. Т.". Его поместили на афишу: "Автор просит видевших пьесу не рассказывать про неё другим". Афиша с таким обращением к публике имела большой успех.