Судя по всему, короткая экскурсия к истокам реки внесла разнообразие, которое помогло избавиться от скуки, стала хитрым маневром: совершив чудесную прогулку под открытым небом, автор доклада сумел пройти мимо собственных затянутых тиной глубин. Чтобы оторвать взгляд от своего бездонного колодца, нет ничего лучше, как взглянуть на других, попытаться увидеть их суть, заинтересоваться реальностью и природой вещей.
Как получается, что нечто возникает на горизонте реального мира и разума? Эта книга — синяя, эта пепельница — подарок на Рождество, — пишет Паоло Боцци в изданном в 1969 году труде «Единство, идентичность, случайность», при этом Боцци подчеркивает различие между двумя предикатами, между визуальными свойствами синего, попадающими в головной мозг благодаря электромагнитным колебаниям и импульсам зрительного нерва, и тем, что перед нами подарок на Рождество, существующий лишь в представлении того, кто его получил, и не существующий для ничего не ведающего наблюдателя, который входит в этот миг в комнату.
Итак, бьющий из земли доктора Эрлайна ручей — действительно исток Дуная, или мы думаем (считаем, предполагаем, допускаем), что это исток Дуная? Очевидно, Амедео решил вернуться к восприятию вещей как они есть, к тому, как они изначально отражаются в нашем сознании. Он отправился из Фуртвангена с намерением описать истоки Дуная такими, какими они доступны наблюдению, запечатлеть их чистую форму, их суть, отложив в сторону и выведя за скобки всякую заранее сформулированную теорию.
Поначалу доклад Амедео кажется серьезным и убедительным. Вода Брега появляется из земли в небольшой впадине на склоне холма, который возвышается над источником на несколько десятков метров. Амедео решил пойти вверх по склону и вместе с Маддаленой и Марией Джудиттой вскоре обнаружил, что у него промокли ботинки, носки и брюки. Луговая трава, мокрая от воды, почва пропитана влагой, пронизана множеством мелких ручейков. Сестры бродят по лугу и мочат ноги с куда большей грацией, чем Амедео, очарование которого во многом обусловлено крупным, вселяющим уверенность телосложением, как у Пьера Безухова. Впрочем, его перо не уступает в грации сестрам, оно легко и точно описывает такие подробности, как порхающую над цветами бабочку, запечатлевает воздушную чистоту дня. Права феноменология: лишь видимый облик вещей хорош и правдив, поверхность мира куда реальнее его студенистых, скрытых от взора глубин. Блаженный Августин был отчасти не прав, когда призывал людей не выходить за собственные пределы: тот, кто постоянно находится внутри себя, начинает гадать и теряться, воскуряет фимиам какому-нибудь дымному идолу, появившемуся из мусора его собственного страха, пустому и навязчивому, как кошмары, которые прогоняет вечерняя молитва.
На страницах, написанных на спускающемся вниз лугу, наш седиментолог обретает широкое дыхание, классическую многозначительность сочинителя эпоса, видящего в деталях присутствие всеобщего закона и приводящего эти детали к гармоничному единству. Науки помогают не терять голову, двигаться вперед и убеждаться, что вообще-то мир прекрасен, а его части прочно связаны между собой; человек с основательным научным образованием в конце концов почувствует себя в своей тарелке даже среди предметов, которые постоянно изменяются, утрачивая идентичность.
Боясь (или стремясь?) принадлежать к таковым, Амедео, как сказано в его докладе, задается вопросом: «Где, выше по течению, находится истинное продолжение реки?» Еще со времен Гераклита образ реки как нельзя лучше подходит для иллюстрации размышлений об идентичности: вспомним знаменитый вопрос о том, возможно ли дважды войти в речные воды. Вспомним знаменитые рассуждения Декарта о куске белого, холодного, твердого воска, который, если поднести его к огню, меняет очертания, величину, плотность и цвет, оставаясь при этом воском. Впервые философ ясно и четко задумался об этом неподалеку от реки, точнее — у Дуная, в Нойбурге, 10 ноября 1619 года, в комнате, которую, благодаря щедрости герцога Баварского, зимой отапливали.
Вода, льющаяся во впадину из источника, очевидно, попадает туда с залитого водой луга, что расстилается несколькими метрами выше; это видно и по фотографии, на которой Маддалена опирается на Марию Джудитту, приподняв изящную мокрую ножку. Земля поглощает бесчисленные мелкие ручейки, очищает их и возвращает нашему взгляду там, где бьет источник, рядом с повешенной доктором Эрлайном табличкой. Тут наш ученый задался вопросом, откуда же берется вода, которой залит луг и которая является Дунаем. Он пошел вверх по течению ручейков, сбегавших к подножью холма, и через несколько десятков метров оказался у старинного дома XVIII века, рядом с которым стоит дровяной сарай, а перед домом находите я «длинный водосток или даже труба, которая пролегает неподалеку от сарая и щедро льет воду в сторону расположенной ниже впадины». «Ничего не поделать, — продолжает Амедео, — вода, спускающаяся по склону во впадину, из которой бьет источник, проистекает из пролегающего выше водосточного желоба. Вода течет только вниз, она не может подниматься по склону или по трубе (или это единственное известное людям место на свете, где не действует самый честный закон классической физики?)».