— Значит, Павел Дмитриевич, верховое болото может быть и внизу, около речки?
— Да, верно, только не у самой воды, а повыше, куда даже весной речная вода не заходит. Ну, вот, отдохнули. А теперь пойдем. Идти нам еще порядочно. Вы знаете, куда мы пойдем? Я хочу вести вас на тот конец болота. Там идет осушка и разработка торфа. Увидите, как делается торфяное топливо.
Мы очень обрадовались. О разработке торфа мы слыхали, а посмотреть ни разу не пришлось.
На торфоразработках
— Но только, ребята, идти нам еще далеко. Прошли мы не больше половины болота. Остается километра три.
— Ничего, Павел Дмитриевич, все-таки пойдем. Уж очень интересно.
Пошли.
Болото все такое же, как и было: где — корявые сосенки, а где и совсем чистое, только мох и пушица. Только в одном месте оказалось много тростника. Его мы хорошо знаем: по речке у нас много тростника. Прошли мы еще километра два — болото стало еще суше.
— Это, ребята, потому, что здесь проведены канавы. Вон видите — канава. Их здесь много. Скоро мы дойдем до большой, магистральной канавы. Это — главная канава.
Главная канава оказалась очень широкой, не меньше двух метров в ширину и около метра в глубину. Но воды в ней было очень немного — только кое-где на дне.
— Это потому, что сейчас сухо. А весной и осенью в ней должно быть очень много воды.
От главной канавы тянутся боковые — метра по полтора в ширину и около трех четвертей метра в глубину. А от боковых — совсем мелкие канавы, не больше полметра глубиной. Их Павел Дмитриевич назвал «осушители». Осушителей очень много, так что от одного до другого не больше ста метров.
— Вы понимаете, в чем дело? Весной или же в дождливое лето все эти осушители полны водой. Из них вода стекает в боковые канавы, а оттуда в главную — в магистраль. А по магистрали вода течет вон из болота — в реку. Магистраль здесь длинная — километров восемь.
— Павел Дмитриевич, а сколько же все это стоило — накопать столько канав?
— Да, это стоило недешево. Вообще осушка болот — дорогая вещь, но зато и выгода получается большая.
Дальше болото пошло все суше и суше. Даже сосны местами посохли: и кустарники, и травы почти все высохли. Совсем близко к разработкам болото вовсе голое, — сосенки вырублены и сложены в кучки.
— Вот и машины видны, — сказал Павел Дмитриевич.
Всего мы насчитали 8 машин. Они разбросаны по болоту довольно далеко одна от другой. Мы направились к той, которая была поближе к нам.
Оказалось, машина стоит у конца канавы. Через все болото — издалека тянется широкая, метра в 4, не меньше, канава (Павел Дмитриевич назвал ее «карьер»), но не такая, как осушительные, а с прямыми, не косыми стенками. Эта канава глубокая, метра 4, а может быть и глубже, и на дне ее вода. От машины в канаву спускается длинный железный лоток («хобот»), а в лотке вертится огромный винт. По сторонам лотка, кто в воде, а кто повыше, стоят 6 человек рабочих-ямщиков. Они лопатами забирают торф и бросают его в лоток. Винт подхватывает торф, поднимает его по лотку и втягивает в машину.
Машина действует паром. Внизу — топка и котел с водой. Пар двигает поршень, а от поршня крутится вал с большим маховым колесом. Над паровым котлом коробка, тоже железная, и в эту коробку винтом как раз и подается торф. Видно, что там он перемешивается в кашу. Потом эта каша выходит через прорез, как будто бы длинный черный червяк. Под прорез подставлена доска, и червяк сползает на эту доску. А у самого прореза стоит мальчик и секачом рубит червяк на равные куски, — каждый кусок длиной сантиметров 30.
На доске укладывается всего 5 таких кусков — кирпичей. Как только доска наполнится кирпичом, рабочий подхватывает доску и ставит ее на тележку, а другой рабочий подставляет новую доску.