Буфетчик, которому полковник любезно адресовал это сообщение, как эксперту, одобрительно кивнул головой, и полковник продолжал в кругу затаивших дыхание слушателей:
— Через двадцать минут мы прибыли на место. Шаги были отмерены, пистолеты заряжены, как вдруг мистер Бунгстартер весьма доверительно сообщил мне, что он чувствует себя плохо и у него начались сильные боли! Из совещания с мистером Хокинсом выяснилось, что другой дуэлянт на другом конце поля также чувствует себя неважно и у него тоже начались боли. Симптомы были таковы, что доктор мог бы поставить диагноз: холера! Я говорю — мог бы, ибо, когда мы обратились к доктору, оказалось, что он тоже... э... страдает и, к сожалению должен сказать, что он позволил себе не приличествующие случаю выражения. Он высказал мнение, что их всех опоили каким-то сильно действующим зельем. Я обратился за разъяснениями к мистеру Хокинсу, и он вспомнил, что виски у него было настоено на лекарстве, которое он обычно принимал, но так как оно на него совершенно не действовало, он решил, что оно вообще нейтрально, и совершенно забыл об этом. Его полная готовность принять на себя всю ответственность за состояние обоих противников, его искреннее сожаление о катастрофических результатах совершенной ошибки, смешанное с тревогой о состоянии собственного организма, на который... э... не влияли... особые свойства лекарства — все это было в высшей степени достойно благородного человека и джентльмена. Примерно через час оба противника дошли до полного изнеможения, а доктор покинул их, совершенно неосновательно встревоженный собственным здоровьем. Тогда мы с мистером Хокинсом решили отвезти наших дуэлянтов в Марклвиль. Там, после нового совещания с мистером Хокинсом, было достигнуто дружественное разрешение всех возникших недоразумений, почетное для обеих сторон и сохраненное в глубокой тайне. Как мне известно, — добавил полковник, обводя взором всех присутствующих и ставя бокал на стол, — ни один джентльмен пока что не высказал по этому вопросу иных суждений, кроме удовлетворения по поводу достигнутого результата.
Может быть, тут сыграл роль тон, которым полковник повествовал об этом случае, но так или иначе, каково бы ни было общее мнение Пятиречья о проявлении умственных способностей мистера Хокинса в данном деле, в тот момент было высказано весьма мало критических замечаний на эту тему. Через несколько недель это происшествие было забыто, — оно вошло в список нелепых поступков Хокинса, которых и так уже набралось достаточно. К тому же его новые безумства заставляли забывать о старых. Наконец год спустя, в шахте «Пылающая звезда», на горе, где он жил, были открыты залежи ценной свинцовой руды, и ему предложили большую сумму за участок земли на вершине горы. Как ни привыкли обитатели Пятиречья к проявлениям его глупости, они с величайшим удивлением узнали, что он решительно и бесповоротно отклонил это предложение. Причина, которую он выдвинул, была еще того удивительней. Он собирался строить дом! Строить дом на горе, где производилась разработка шахт, — это дикая нелепость; строить дом, уже имея собственный кров, — это акт расточительности; строить дом в том стиле, который он задумал, — это просто безумие!
Но факты оставались фактами. Был составлен архитектурный проект дома, к площадке были уже подвезены строительные материалы, а в то же время внизу прокладывалась шахта «Пылающая звезда». Место действительно было очень живописное — и здание было задумано в таком стиле, с такими особенностями, которых в Пятиречье еще не видывали. Жители, сперва настроенные скептически, в свободное время собирались толпами и недоверчиво глазели кругом. День за днем, в этом климате, где все растет необычайно быстро, среди зеленых дубов и ветвистых елей Хокинс-Хилла, как будто составляя неотъемлемую часть флоры, воздвигалось здание, любезно именуемое на жаргоне Пятиречья «Убежищем Идиота». Наконец оно было готово. Затем мистер Хокинс приступил к внутреннему убранству и отделке с такой невероятной расточительностью, которая полностью согласовалась с его прежними идиотскими поступками. Ковры, тахты, зеркала и, наконец, рояль — единственный в округе, за баснословную сумму доставленный из Сакраменто, — возбуждали лихорадочное любопытство. Более того, по мнению некоторых экспертов, людей женатых, туда привозились вещи и украшения, предназначенные только для женского пола. Когда меблировка дома была закончена, — а за этим весь лагерь два месяца следил с затаенным и неослабным вниманием, — мистер Хокинс запер парадный ход, положил ключ в карман и спокойно удалился в свое более скромное жилище, пониже, на склоне горы!