- Э... выпьете чего-нибудь?
- Спиртное? Нет, нет, я его в рот не беру. Покойница жена еще тридцать семь лет назад отвадила меня от этого дела. В сентябре будет тридцать восемь. Дивная была женщина.
- Может быть, кофе?
Он вскинул брови и уставился на меня.
- Чайку бы...
- Разумеется, - ответил я. - Это проще простого. Вы тут посидите пока, я мигом.
Я отправился на кухню заваривать чай, и это дало мне возможность возобновить мой внутренний монолог, посвященный Герти Дивайн. Похоже, она вселилась ко мне, правда, пока без скарба, но, насколько я мог судить, с твердым намерением остаться. Мне приходилось лишь гадать, что было у нее на уме, но гадать с достаточно высокой степенью вероятности, и эти догадки сулили мне одни огорчения.
Но что я мог сделать? Она попросту присвоила все мое достояние, попросту восприняла изменившееся положение дел как должное и принялась бодренько разгуливать по дому. И ей даже в голову не пришло, что я могу не согласиться с ее намерениями. Герти обшарила кухню, объявила, что у меня нет никакой человеческой пищи, а потом щелкнула пальцами перед моим носом и потребовала: "Гони десять долларов, я пошла в магазин".
И что же? Я спорил? Я отказал ей? Может, спросил, что она о себе возомнила? Нет. Я просто достал бумажник, выдал Герти десятку, возвращенную мне легавым самозванцем, и услужливо распахнул дверь. Герти вышла из квартиры, помахивая своей дорогой кожаной сумочкой, и была такова.
Вообще-то в голове у меня свербила храбрая мысль не пустить Герти в дом, когда она вернется с покупками. Со сладострастной горечью думал я и о том, что, возможно, блондинка сбежит с моей десяткой и не вернется вовсе. Но в глубине души я знал, что произойдет. Герти притащит два бумажных мешка со снедью, велит мне положить их куда-нибудь, а сама тем временем снимет с окон гостиной шторы и займется стиркой. И ведь я действительно возьму эту жуткую снедь и куда-нибудь положу.
Ну, ладно, пока займемся Уилкинсом. Я приготовил две чашки чая и отнес в гостиную, где мой сосед по-прежнему стоял возле чемодана.
- Почему бы вам не присесть, сэр? - спросил я.
- О, чай! - воскликнул Уилкинс, выхватывая у меня чашку. Он улыбнулся мне лучезарной лживой улыбкой и сказал:
- Наслышан, что вам привалило счастье. Вот, зашел поздравить.
- Наслышаны? Каким образом?
- Позвонил властям. Как вы это назвали? Мошенническая управа?
Полюбопытствовал, как у вас все прошло нынче утром.
- И вам сказали?
- Я представился соседом, другом. Вежливый молодой человек. Очень мне помог.
- Понятно, - я покосился на чемодан. - А... э... что там?
Он опустил глаза и улыбнулся как никогда широко.
- Труд всей жизни, мой мальчик. Все хотел вам показать, да только сейчас собрался.
- Труд всей жизни? Это имеет какое-то отношение к военно-воздушным силам?
Уилкинс ухмыльнулся, подмигнул, состроил несколько весьма примечательных мин и лукаво ответил:
- Можно сказать и так, мой мальчик, можно сказать и так.
Я и не понимал, что происходит, и, честно говоря, не хотел понимать, поскольку мысли мои занимала Герти Дивайн. Подойдя к своему креслу для чтения, я уселся в него с чашкой в руках. Уилкинс мог либо понять и принять намек и сесть, либо продолжать стоять на часах, а то и на столетиях, возле своего чемодана. Пусть решает сам.
Уилкинс смотрел на меня алчным взглядом и явно ждал, когда я выкажу пылкое любопытство по поводу его проклятущего чемодана, но, когда до него, наконец, дошло, что пылкости не предвидится, он метнулся к креслу-качалке, поставил чашку на мраморный столик слева от себя и сказал:
- А у вас и впрямь уютное жилище. Обставлено по высшему разряду.
- Большое спасибо.
- Нынче поди достань добротное убранство.
- Воистину так, - согласился я.
- Особенно, когда живешь на пенсию. В стесненных обстоятельствах не больно размахнешься, правда? - он то ли гавкнул, то ли хихикнул, взял чашку и отпил большой глоток.
- Просто надо делать покупки с оглядкой, - сказал я, гадая, о чем мы ведем речь и почему вообще ее ведем. И тут стоявший посреди комнаты чемодан начал расти. Не в буквальном смысле, конечно, а лишь в моем сознании. Пока Уилкинс суетился вокруг чемодана, мне было ровным счетом наплевать на эту штуковину, но теперь, когда мы, вроде бы, завели разговор о мебели, покупках, недоедании и еще бог знает о чем, а о чемодане напрочь забыли, я вдруг начал задумываться о его загадочном появлении посреди гостиной, да еще со всеми этими кожаными ремнями и почерневшими от времени пряжками.
Интересно, что там, внутри? Каково содержимое этого баула? Может, модель самолета? Чертежи космического корабля? Боеголовка водородной бомбы?
- Что по нынешним временам нужно человеку, так это деньги, да побольше, продолжал тем временем Уилкинс, не замечая моего растущего любопытства. - И притом наличными. Конечно, лучше всего разбогатеть так, как это сделали вы: взять да и получить наследство, не ударив пальцем о палец. Зачем суетиться, когда все само идет в руки? Но людям менее везучим приходится тащить, что плохо лежит, стараться свести концы с концами и надеяться, что удастся отложить малость, а если повезет, то и зажить припеваючи.
Хотя эта речь была произнесена дружелюбным тоном, бодренько и без задней мысли, я испытал чувство вины оттого, что на меня вдруг свалилось не нажитое тяжким трудом богатство. И сказал:
- Полагаю, при четко определенном доходе порой нелегко...
- Недолго ему таким оставаться, - бодрее прежнего возвестил Уилкинс и кивнул на свой чемоданище. - Вот в чем все дело. Там лежит изрядный куш.
- Да, вы, кажется, хотели что-то мне показать, - проговорил я, стараясь, чтобы голос мой звучал как можно беспечнее, и в меру сил скрывая любопытство.
- Разумеется, - отвечал он, дружелюбно улыбаясь мне, но не торопясь покинуть кресло-качалку. - Когда угодно. Как только у вас будет свободное время.
- Значит, лучше всего прямо сейчас, - сказал я, но мгновение спустя подумал, что выказываю слишком большое нетерпение, и поспешил добавить: Разумеется, если вы никуда не торопитесь.
- Ничуть не тороплюсь. С удовольствием покажу вам все. - Наконец-то Уилкинс пришел в движение, лязгнул чашкой о блюдце, поставил ее, поднялся на ноги и тотчас преклонил колена перед своим чемоданом. Повалив баул набок и расстегивая кожаные ремни, он добавил: