Карпов закончил очередную брань и встал из-за стола, нависши над Павлом. Роста адмирал был невысокого, лишь немногим выше него, но несмотря на приземистость был широк и крепок.
— Чего ты, эдакая каналья, жизни подпоручику не даешь? Репутацию его губишь? Возомнил ровней стать?
Павел выслушал молча, а сказать хотелось многое. Но подобная вольность грозила ему нарваться на крупные неприятности от распущенного языка. Он разомкнул сухие губы:
— Я не принуждаю Алексея Кирилловича общаться со мной.
— А письмо он в Петербург отцу не по твоей указке отправил? Да ты юлить передо мной вздумал? Совсем Алексей от рук отбился после встречи с тобой. Что это, как не твоё дурное влияние, рядовой Иванов?
— Я не в силах влиять на людей так, как влияет многолетнее воспитание, — в голове пронеслось «язык мой — враг мой», но вырвавшиеся слова было не удержать.
Громкий хлопок прозвучал в наступившей на пару мгновений тишине.
— Молчать, наглец! — Карпов с силой ударил рукой по столу. — А ну как прикажу выпороть на конюшне за неуважение к адмиралу?
— Меня уже пороли, ваше благородие. Пятьсот прутов.
Карпов посмотрел на невозмутимое лицо перед ним. По спине поползли мурашки. И лицо, и его выражение были точь-в-точь как у его друга, генерала Петропавловского, в молодости. Слишком похож, одно лицо, одни глаза. Под этим взглядом было на удивление неуютно, но вида Карпов не показал.
— Слыхал уже. Зря, видать, дерево хорошее на твою спину перевели. Ума не прибавилось.
Адмирал замолчал и внимательно разглядывал стоящего перед ним Иванова. Тот словно воды в рот набрал. Хотя с таким лицом как у него, оно возможно и к лучшему.
— А расскажи мне об этом случае подробнее. За что тебе спину грели?
Последующий рассказ был выдержан на удивление невыразительным голосом.
— Мы с Алексеем Кирилловичем пошли в бордель. Жениться на Елизавете Михайловне он не желал и томился мыслями на этот счёт. В борделе мы заняли комнату с двумя мадамами. Однако же Алексей так и не смог увлечься действием. На следующий же день меня обвинили в мужеложстве и выпороли.
Отрапортовал Павел совершенно бесцветно. И даже поза не изменилась ни на палец.
В голове Карпова крутились мысли, что похоже и правда яблоки не далеко от яблонь падают. Но показывать он это не собирался, хотя тон, с которым он держался с Павлом, изменился. Совсем немного.
— Та-ак. Вот шельма! И кто предложил сей любопытный способ бегства от женитьбы?
Павел упорно молчал.
Широкие брови Карпова двинулись, заломив кожу между ними грубыми складками. Голос снова посуровел.
— В молчанку играть вздумал?
— Никак нет.
— Тогда отвечай. Чья идея?
— Моя.
Карпов хмыкнул в усы.
— А я уж думал, никто этого великого праведника по девкам ходить не заставит. Так и умрет бобылем, ни жены, ни детей. Всё время в конюшне да на плацу тратил.
Павел стоял на вытяжке и молчал. В спине откровенно ломило, и он начал подсчитывать в уме, когда тело его подведёт, и он упадёт таким же оловянным солдатиком под неприятно изучающим взглядом Карпова.
— Свободен. Алексей Кириллович, — интонации почти в точности повторили бесцветность голоса Павла, — уже не мальчик. Сам за себя отвечать будет.
— Так точно.
Стукнули каблуки и Павел вышел.
Весь день Алексей был погружен в дела, так что о вызове рядового Иванова к командованию он узнал далеко не сразу. Лишь когда краем уха из разговоров офицеров услышал, что в часть снова приходил адмирал и вызывал к себе того самого солдата. Зачем он его вызывал, было вопросом обсуждаемым, что заставляло Алексея применять все свои запасы терпения, которые со временем истончались всё сильнее. Но после службы к Карпову он зашёл. Разговора на этот раз не вышло, Карпов крутил свою трубку, отмалчивался и хмыкал. И как не давил на него Алексей, в детали разговора посвящать его не желал. Даже прикрикнул на него под конец, чтобы тот прекращал это. И бросил, чтобы Алексей сам решал, что со своей жизнью делать. Только чтоб не пожалел потом. Хотя сам Карпов как и раньше был уверен, что всё это временное. Полное юношеского максимализма и светлых идеалов. Но силком тащить дурака в Петербург делом тоже не было, так что Карпов отступил.
Снег глубоко вминался под тяжёлыми шагами Алексея. Тот в ярости делал резкие, словно с силой шаги, а в голове всё крутилось, что брата оградить ему так и удалось. Очередной раз тот оказывался подневольным служивым, и покоя эта мысль не приносила. Алексей решил непременно расспросить Павла о всём, о чем с ним говорил Карпов. И выяснить, что он вообще от него хотел!