Павел же не хотел ничего. Поэтому в квартире его Алексей не обнаружил, в данный момент Павел находился в кабаке и опрокидывал в себя вторую рюмку самогона. После первой он смог считать, что отделался лёгким испугом. Могло быть и хуже. Гораздо хуже. Всем постоянно что-то было нужно от бедного рядового Иванова. А бедный рядовой Иванов в данный момент начал ощущать единственное желание — чтобы его не трогали. После второй рюмки он окончательно утвердился в этом желании и направился домой. Шёл он вполне уверено, не шатало, на ногах держался твёрдо, чего нельзя было сказать в метафорическом смысле, и негромко что-то напевал под нос. В окошке горел свет, так что застать Алексея, склонившегося над своими переводами, удивление Павлу не принесло.
Скрипнула дверь, и Алексей повернул к нему голову.
— Павел? Ты сегодня поздно, — взгляд был беспокойным.
Он отодвинул бумаги в сторону и осторожно положил перо. Подошёл к Павлу поближе. Лицо того горело от холода и спирта. Обычно бледного цвета щёки покраснели неровными пятнами. Он повесил шинель, снял сапоги и повернулся к Алексею. Тот снова о чём-то тревожился, но на этот раз выяснять причины у Павла желания не было.
— С тобой всё хорошо?
— Да, — и Павел оставил Алексея.
Щедро зачерпнул из ведра, где у них хранилась питьевая вода, ковшиком. Жадно приложился. Чай был бы лучше, но, пожалуй, сейчас разница была незначительной.
Стол освободился от бумаг и чернил окончательно. Алексей собрал всё в аккуратные стопки и убрал к своим вещам. Подозрительно посмотрел на бормочущего что-то себе под нос брата. У него хорошее настроение? Случилось что-то, о чём он пока не знает? Но, когда Павел достал вчерашний хлеб и принялся с аппетитом откусывать прям от горбушки, тревога проснулась снова.
— Может достать мяса с луком?
Павел дожевал хлеб и освободил рот для ответа:
— Давай.
Он так и не присел со своего похода, ноги гудели и жили своей жизнью, в правилах которой не было указаний, что людям требуется порой провести время в сидячем положении. Поэтому такими же лёгкими, не покачивающимися шагами Павел подошёл к буфету и заглянул за несколько стоявших там плошек. Передвинул несколько ложек с места и убрал самую большую из мисок из буфета. Край миски звонко зацепился за стенку. Павел приостановил свои действия и посмотрел на миску. Миска. Плохая миска. Но обошёлся он с ней со сносной аккуратностью.
Стук ножа по доске прекратился. Это Алексей закончил нарезать ломтями мясо и четвертинки лука и поднял голову посмотреть, что же так старательно ищет в буфете его брат.
— Что ты ищешь?
— Что ты там вчера пил…
— Позавчера. И мне кажется, тебе хватит.
— Тем более позавчера.
Бутылка, наконец, нашлась. Ага! Вон она, притаилась в углу. Но стенки без всякого намёка на пыль явно были вытерты кем-то чистой тряпицей. Павел с довольным выражением лица, словно поймал особо крупную рыбу, потащил бутылку на свет. Поставил на стол, и стекло красиво блеснуло в неярком свете. Словно подмигнуло ему. Совсем не то, что Алексей, лицо которого стремительно принимало далекое от доброжелательности выражение. Алексею вспомнилось, насколько Павел мог быть непредсказуем для него. Вот и сейчас он не мог понять брата.
— Павел! Что ты собираешься делать? — голос такой, что хоть сейчас на плац да ротой командуй. Да какой там ротой, батальоном и ни отрядом меньше.
В ответном взгляде Павла читалось только недоумение.
— Отпраздновать.
Если бы мог, Павел бы засмеялся при виде ошарашенного лица Алексея.
— Что отпраздновать?
— Что меня не выдрали, как холопа на конюшне.
Павел поставил к бутылке на столе ещё и чайную чашку и сел. Щедро плеснул в чашку вместо стопки.
— Это Харитон Гаврилович тебе такое сказал? — Алексей сопоставил известные факты и снова начал злиться.
На пустые вопросы Павел не счёл нужным отвечать. Приподнял чашку и провозгласил тост:
— Моё здоровье, — выпил в несколько глотков и резко выдохнул.
Но в покое его явно в этот вечер не желали оставлять. Алексей крепко схватил его за руку. Павел молча стерпел.
— Павел! Посмотри на меня!
— Смотрю.
Пустая чашка удобно лежала в руке, но, пожалуй, будет лучше, если она перестанет быть пустой.
— Меня драли.
Павел перевёл взгляд на лицо Алексея. Тот пытался поймать его взгляд и смотрел слишком пристально. Словно на больного. Павел попытался осмыслить его слова.