Разносился по комнате усердный скрип пера, такой, будто Алексей намеревался проскрести им все листы до столешницы. Опаленный фитиль свечи, который он забывал поправлять, движимый возникшим из-за щелей в стенах сквозняком так и норовил упасть на ровные строки уже проделанного перевода. Пара отмеченных мест остались неуточненными и теперь зияли укоризненными пропусками. Алексей глянул на пока что неспящего Павла. Интересно, во что он так погружён? В очередной французский роман низкого пошиба? Алексей в очередной раз зевнул до слез в глазах и всё же решился спросить:
— Павел, могу ли я тебя отвлечь?
Тот заложил страницы тесёмкой и поднял голову.
— Да?
— Это касается перевода.
Томик был отложен в сторону, кровать негромко скрипнула, и Павел подошел к столу и встал за плечом у Алексея.
— Я не понимаю смысла использования выражения, — на сердце Алексея стало робко радостно, что Павел не подверг его остракизму, вон даже показывает готовность помочь с его проблемой.
Он спешно зашелестел страницами, чтобы показать Павлу оригинальную фразу. Только бы не промедлить излишне, а то тому надоест ждать.
Контекст печатных строк был довольно ясен. Павел подумал о том, что только не пускают в печать, и перевел на непечатный русский, с удовольствием отмечая, как краснеют уши Алексея. Тот снова зачиркал пером и старательно записал перевод. Павел глянул и про себя улыбнулся, что даже так Алексей ухитрялся облагораживать им сказанное. Перевёл ещё пару мест, пока пропуски в тексте не кончились. Удивился скорости того, как быстро Алексей переносит им сказанное в литературную форму, и ровности почерка.
Алексей сонно ему улыбнулся:
— Спасибо.
Павел молча повернулся, снова забрался в кровать и вернулся к своей книжке. Света ему хватило и без лишней свечи.
Когда была поставлена последняя точка, Алексей уложил все бумаги аккуратной стопкой и убрал на угол стола. Завтра ему предстояло идти на отчёт в редакцию. Он прошел мимо Павла к своей кровати и хотел было лечь, но остановился. Растеряно посмотрел на голые рейки. Ах да, точно. Как же он мог про это забыть. Алексей почувствовал себя полнейшим дураком. А впрочем, только он здесь и виноват. Сушившееся спальное бельё, подушка и одеяло были влажными, и сохнуть им оставалось явно долго. Можно было бы подвинуть Павла, и Алексей раньше бы так и поступил, но сейчас только вздохнул и снова уселся за стол. Ночь обещала быть долгой. Взгляд забродил по комнате и остановился на буфете, в котором должна была стоять бутылка с остатками мятной водки. Алексей задумчиво смотрел на полки, размышляя, а не провести ли ночь, пытаясь растворить водкой горький ком в горле. Взгляд напрягся и потяжелел, но тут Алексей слабо без голоса рассмеялся, вспомнив как они вдвоём сколачивали этот буфет. Еле тогда уговорил Павла не лезть и сам донёс огромную вязанку плохо оструганных досок, а потом провёл немало минут за чисткой пальто. Павел только усмехался, глядя, как он по одной достаёт плотно засевшие в ткань щепы. А потом сам доставал из-под ногтя занозу, отгоняя суетившегося вокруг брата.
Алексей грустно улыбнулся воспоминаниям и вдруг торопливо встал и полез за буфет. Досок они тогда купили с избытком. За буфетом они и лежали. Добрый пятак ещё пахнущих смолой досок. Алексей, стараясь не греметь, подтащил к себе поближе три и понёс их к кровати. Уложил одну к другой, но как не пытался, щели между ними никак не удавалось скрыть. Поэтому Алексей со смирением постелил на получившуюся постель своё пальто и стал пытаться обустроить себе спальное место на досках. Всё лучше пола или табуреток, у которых так и норовят предательски подломиться ножки.
Уместиться в пустом коробе удалось, только кое-как свернувшись. Алексей ткнулся больным коленом в край и ойкнул. Перевернулся и вытянул поврежденную ногу. Попытался подложить край пальто, которым он решил укрыться в эту ночь между ногой и бортом, чтобы во сне снова не потревожить только поджившую травму. Колено всё равно так и не стало как прежде, и стоило задеть его под неудачным углом, как отдавало затаённой болью вглубь. Но как только он нашел удачную позу, то сразу провалился в сон. Последние сутки на ногах давали о себе знать, и сон превратился в благословение. Тихое, мирное и спокойное.
Павел заметил, что Алексей уснул, и убрал книжку. Да и не читал он по правде говоря последнюю четверть часа. Косил любопытным взглядом на Алексея, скрывая интерес в книге. Свет пришлось бы погасить. Павел закрыл плошку с маслом плотной крышкой, отчего огонёк дернулся и затух, и сам приготовился ко сну, не без злорадства подумав, что сейчас его постель не в пример удобнее кровати Алексея. Однако удобство постели не помогло ему погрузиться в сон так же быстро, как и Алексею. Думалось в темной, только сонным чужим дыханием прерываемой тишине о разном. О безысходности жизни. О медальоне. О том, что Алексей, пожалуй, единственный человек, который смог его так глубоко задеть. Павел повернулся на другой бок и уснул, так ничего и не надумав. Не хотелось ничего. И делать с ним тоже ничего не хотелось.