До ущелья, где лежал Павел донеслись очередные звуки выстрелов. Спасение было так близко, но голос он сорвал ещё в первый день. Лавина тогда окончательно накрыла бедную лошадь огромными валунами, и вся удача его кончилась на том, что ущелье оказалось достаточно широким, чтобы спрятаться от скачущих многопудовых глыб на другом конце.
В этот раз выстрелы были ближе, а уверенности в том, что он сможет пережить ещё одну ночь, больше не было. Сухие потрескавшиеся губы раскрылись, и горло издало громкий сип. На другие звуки Павел не был способен. Горло тут же начал драть сухой и жестокий приступ кашля. Но никто не поторопился на его зов. Впервые в жизни Павел ощутил настоящее отчаянье. Он смерти не боялся, пусть и не хотел, но погибнуть вот так… Одному, в горах, которые он никогда не любил, подыхая от жажды и холода, и будучи потом растерзанным зверьём. Так умирать Павел не желал. Он за три дня продрог до костей так, что, кажется, не разморозится никогда, охрип и обессилел почти совсем. И все попытки выбраться оказались бесплодными. Только штаны на коленях продрал и перчатки испортил. Мягкая ткань не выдерживала трения о камень. Да и кожа не выдерживала. Павел прокашлялся ещё раз и, собравшись с силами, попытался крикнуть ещё. Ему было всё равно, даже если там окажутся горцы, всё умирать, а так может и поприятней будет. Из горла вырвался жалкий крик, кончившийся каким-то бульканьем, и Павел понял, что окончательно осип. Больше ни звука не удастся вытолкнуть из ставшего бесполезным горла. Задача стала сложнее.
Алексей сип услышал, но звук был таким исчезающе слабым… Полно, да не показалось ли ему? Может это покатился очередной камень или прокричала птица. Он столько раз обманывался и гонялся за миражами, звуки горы искажали так, что определить направление было совершенно невозможно, что боялся принять вымысел за правду. Но звук повторился. Алексей крикнул из всей мощи своей широкой груди:
— Павел!
Направил коня туда, откуда показалось, что донёсся этот слабый гаснущий звук, и тут ясно услышал как о камень ударился камень.
Разочарование накатило такое, что злые слёзы появились в уголках глаз. Обманулся! Но не проверить он не мог, лучше обмануться тысячу раз, чем оставить Павла умирать, когда помощь могла быть так близко.
— Павел! Я здесь! Отзовись, Павел!
Но только стук камней был ему ответом.
Лошадь резко повернула у края ущелья, и Алексей чуть не вылетел из седла, но удержался и спешился. Сел на самом краю, опустил голову вниз и попытался разглядеть хоть что-то во тьме. Солнце было уже слишком низко, чтобы его лучи помогли осветить низину ущелья. Алексей снова позвал брата и услышал в ответ стук, от которого сердце радостно встрепенулось. Это не просто падали камни. Кто-то отбивал вполне осмысленную дробь. А значит этот кто-то был жив.
— Павел? Паве-е-ел!
Эхо бодро прогремело по склонам, но дробь прозвучала снова. Глаза Алексея привыкли, и он смог разглядеть ещё более тёмный, чем окружение, силуэт в самом низу.
— Если я спущу верёвку, ты сможешь обвязаться?
В голове мелькали расчёты, сколько времени понадобится добраться до части, а потом вернуться обратно и найти это место. И сколько лет жизни ожидание заберет у Павла, когда, если, они сумеют его снова найти.
Павел внизу усиленно постучал камнями и стал ждать, когда то и дело подпрыгивающий конец верёвки спустится к нему. Видел он в темноте не в пример лучше Алексея. За прошедшее время глаза успели привыкнуть к черноте, в которой он оказывался, стоило солнцу перейти зенит.
Тело слушалось очень плохо, но Павел смог дотянуться до конца верёвки и поймать его. Ровные петли плотно легли на руку — Павел подёргал за верёвку и решил, что Алексей, чем бы он там её не держал, держит её вполне сносно. И немного усмехнулся тому, как хорошо действует холод как обезболивающее. Руку он почти не чувствовал.
Сверху донеслось:
— Когда можно будет тащить — дай сигнал.
Павел послушно дёрнул верёвку и стал ждать, когда ему можно будет пытаться подняться. Руку чувствительно потянуло вверх, и он стал медленно подниматься на свет. Пытался помогать как мог, но продрогшее и ослабленное тело подчинялось плохо. А в руке тянуло даже несмотря на благоприятное действие холода.