Алексей принёс большую кружку с тщательно прокипячённой и успевшей остыть до комнатной температуры водой. Поставил её на табуретку рядом с Павлом, предварительно отлив часть воды в ковш. Добавил туда же спрошенного у хозяйки уксуса, вымочил чистую ткань и осторожно, следя за каждым своим движением, принялся обтирать Павла. Рука медленно двигалась вдоль линии бинтов. Жёстким ударом нашло желание перестать быть, уж слишком много бед он причинил всем вокруг. А Павлу… Алексей закрыл глаза, переживая особенно сильный приступ вины. Кругом он виноват.
Через некоторое время Павел упал в милосердное ничто. Алексей сразу заметил, как обмякли напрягающиеся на каждое прикосновение мускулы, пусть он и старался быть очень осторожным. Он ещё некоторое время продолжил обтирать брата, а потом тихо поднялся, привёл себя в приличествующий офицеру вид и, закрыв дверь, вышел на улицу. От дел службы деться было некуда, как бы он не хотел остаться рядом с больным Павлом. Алексей очень понадеялся, что не с умирающим.
На службе нечего было и надеяться найти отдохновение от всей этой злосчастной истории. Упражнений в зубоскальстве он наслушался вдоволь. Хотя большая часть людей не верила, что случилось нечто хоть сколько-то серьёзное, слухи забродили и представляли собой самые скабрезные истории. Никто не упустил случая уколоть всем известного «праведника». Благо Емеленко к оскандалившемуся подпоручику так и не подошёл, будто избегал. Но молчание Емеленко сполна восполнил Войницкий, Алексею пришлось многое выслушать от поручика.
Войницкий со спокойным, скорее даже хладнокровным видом, ходил вдоль длинного стола и говорил ровным голосом, словно беседуя об искусстве на светском вечере, а не травя байки сомнительного содержания собравшимся за столом офицерам. Не стоило, пожалуй, и надеяться, что о случившемся не заговорят.
— Разумеется, молодо-зелено. Побаловались глупостями, бывает. Человек такой зверь, что без греха никак ему. Совершенно никак, господа.
Алексей сконцентрировал всё своё внимание до последней толики на разложенных на столе картах и глубоко затянулся дымом, крепко закусив чубук трубки.
— Но говорить, что подобное действительно имело место быть, господа?
Войницкий резко повернулся и выдохнул клуб табачного дыма, который присоединился к многочисленным своим сотоварищам и вместе с ними стал частью того смога, что с удобством разместился в комнате. А Войницкий неспешно начал обходить офицерское собрание в противоположном начальному направлении.
— Хотя тылом к господину подпоручику я бы не советовал поворачиваться.
Грянул громкий смех, а Алексей побелел от невозможности ответить в полной мере за такие намёки.
— Бросьте, господа, ну кому вы верите? Я сам прямой свидетель всех событий. Будто сами не знаете, что там очевидно было?
Дым стал казаться омерзительным. Да уж. Натворил он дел.
— Однако, осмелюсь показаться вам противоречивым, — Войницкий повернулся к собранию лицом и сделал широкий жест двумя руками, — и замечу, что заявить с полной уверенностью то, что этот солдатик не влюбился в нашего красавца и умницу, не сможет никто. Да вы посмотрите на него, разве можно его не любить?
И Войницкий, который удачно подгадал момент, чтобы на этих словах оказаться за спиной Алексея, попытался покровительственно похлопать его по плечу. Алексей сжал зубы, но сумел увернуться от руки так, чтобы не дать и намёка на грубость. Войницкий изобразил затейливый жест. Потянуло неприятным холодком дежавю.
— А если вспомнить их дуэль… Но оставим это, господа, наши размышления абсолютно беспочвенны и не имеют смысла, также как чувства этого ефрейтора или кто он там?
И далее последовали долгие и жаркие дискуссии способна ли солдатская душа к любви, и как произошло такое падение нравов. Войницкий только усмехался: история выдалась превосходной, от былой скуки не осталось и следа.
За этот день Алексею пришлось выслушать немало подобных предположений. Со страхом он подумал, каково придётся Павлу в свою очередь выслушивать это тотчас же после выхода на службу, а ведь с ним церемониться как с офицером не будут и могут высказать и более грязные вещи. Все подобные шутки несомненно являлись полным бредом, но даже в нём они зародили мысль, что возможно… Возможно, Павел на самом деле влюблён в него. Мысль казалась дикой и невозможной, но чем дальше Алексей думал о ней, тем больше ему казалось, что это могло быть. Он начал было припоминать все ставшие теперь подозрительными случаи. Павел не отвечал прямо на вопросы, Павел не считал зазорным отношения в его книжках и Павел не прикоснулся к девушкам в публичном доме, хотя по его словам, в отличие от Алексея девственником он не был. И он пожертвовал своим здоровьем ради него. Алексей тут же устыдился своим мыслям, думать такое было совсем непохоже на него и абсолютно неосмотрительно. Видимо, на нём сказались всеобщие разговоры. Алексей потряс головой, выбрасывая ненужное, и задумался, как бы он мог лучше помочь Павлу. Выходило, что никак. Он мог бы подать в отставку, но и на его наивный взгляд такое бы только усугубило слухи, а, значит, повредило Павлу.