День выдался удачный: и кирпич подвезли, и раствор, и тракторы на поле гудели. А тут еще приехали шабашники и принялись под присмотром архитектора Дергачева с художником Борисом Титовичем настраивать механизм ветряка.
Здесь Симон Вячеславович проявил познания в том, как раньше все это было. Он даже знал, как отливаются жернова. По специальности, оказалось, почти этнограф. Здесь же, опять как и все приезжавшие, пообещал помочь, чем вызвал у Виктора Евгеньевича улыбку, на которую не обиделся[63].
Подходя к людям, Поздний хвалил работу:
— Вот видите, сколько всего можно было сделать, если бы другая власть.
Снова подходил к людям, говорил:
— А представляете, сколько бы вы здесь сделали, если бы не большевики?
За накрытым в саду под цветущей яблоней столом, пригубив сухого (обычно он не пьет), Поздний поднялся с тостом:
— А вот представляешь, как бы здесь все было и что бы ты здесь понастроил, если бы...
— Если бы что? — спросил Дудинскас.
Симон замолчал, смутился. Потом засмеялся. Понял.
Зависело все и всегда, как убежден был Дудинскас, только от одного. От упрямства, от настырности, от идиотизма и решительности прошибать лбом стену.
Сколько здесь родилось Бедолаг да Старобитовых[64], столько и стало передовых колхозов, столько «маяков». Но ровно столько их и вообще могло быть — будь тут капитализм, феодализм или «азиатский способ производства».
Перед отъездом Симон Поздний спросил у Дудинскаса:
— И где ты, Евгеньевич, всему этому научился?
Когда в первый раз женишься, все должно быть по-настоящему — золотые кольца, свадьба с гостями и неизбежно костюм-тройка. Виктор Дудинскас в юности был пижон, и перед свадьбой он поехал в Вильню к знакомому портному, прихватив с собой картинку из журнала мод. Стал рассказывать, что и как ему нужно пошить.
— Нет, вы мне так много не рассказывайте, хотя вам, может быть, и интересно. Вы покажите мне эту картинку.
Виктор показал.
— Если я вас правильно понимаю, так вы хотите, чтобы ваш свадебный костюм сидел на вас, как нарисовано на этой красивой картинке, что очень понравилось бы вашей юной невесте?
Именно об этом Дудинскас мечтал.
— Большое вам спасибо, теперь я буду знать. Но еще я хотел бы знать: и когда вам это нужно?
Разумеется, это нужно было вчера. Ну хотя бы завтра. Старый еврей переспросил:
— Вы завтра женитесь?
— Нет, я женюсь послезавтра.
— Утром или вечером?
— Ну разумеется, утром. Но у меня еще куча забот...
— О, это в корне меняет дело.
За двадцать пять рублей старыми он ровно за сутки сшил костюм, который сидел на Дудинскасе лучше, чем на любой картинке.
— Где вы научились так шить? — спросил Виктор, уже и тогда проявлявший любознательность. Тем более что в ателье ничего подобного ему не сшили бы и за два месяца.
— Очень просто. Еще «пше польском часу», как у нас теперь говорят, я был молод, как вы, мечтал стать хорошим портным и уже даже был подмастерьем. Вам это не покажется странным, что у меня тоже была невеста? Когда она приходила ко мне вечерами, мы начинали болтать. Однажды, болтая, я гладил пиджак клиента, чего нельзя делать, даже если ваша девушка очень хороша, и я спалил этот пиждак. Тогда у нас с ней остался только один выход — за одну ночь сшить новый костюм, потому что тот пиджак сгорел, но не от стыда, а от утюга, как вы поняли. И мы сшили с ней этот костюм, потому что если бы мы так не поступили, я никогда не стал бы портным. Меня выгнали бы из этого ателье и взяли бы только подметать нецентральные улицы.
Про «большевиков» они с портным не говорили, хотя в Литве в ту пору у власти как раз и были «большевики». Но до них долго была частная собственность, а значит, и хозяева, которым интересны портные, умеющие шить.
...Другого способа «всему такому» научиться Виктор Евгеньевич не знал.
Симону Вячеславовичу Позднему его ответ понравился: ведь выходило, что виноваты все же «большевики», как и во всем, что здесь случилось и еще случится, пока не кончится их эстафета: от Орловского — к Капусте, от Капусты — к Лукашонку, от него... И далее, до той замечательной поры, пока в этой «стране огурцов» не вырастет поколение, которое, говоря словами профессора Геннадия Степановича Ягодкина, про все это даже не слышало.
63
И оказался-таки не трепачом — «сосватал» в консультанты Виктору Евгеньевичу известного профессора-ботаника Т. А. Федорчука — пожалуй, самое ценное для музея Дудинскаса приобретение. Профессор тут же принялся высаживать в Дубинках дендропарк, «как и положено в историческом поместье». Составил опись растений на любимой Дудинскаса поляне, которая, оказывается, при помещиках называлась «Гербарий».
64
Председатели самых передовых в республике колхозов, дважды Герои Социалистического Труда.