– Какими, какими? Теми самыми. Уверен, что хочешь знать?
Я без труда догадался, зачем Толик мог приставать к красивой девушке, и потому отказался от подробностей.
– Ну и что мы будем делать теперь?
– Не знаю. Надо бы встретиться, обсудить.
– Зачем?
Действительно, зачем нам вторая встреча? Мы еще с первой не расхлебались.
– Ну, ты понимаешь, – произнесла она, растягивая слова, – надо договориться о том, что мы будем теперь говорить.
– Кому?
– Кому-кому? Толику. Кому же еще? А говорить придется, иначе совсем худо будет. У него кровь горячая – сначала прибьет, потом станет разбираться.
А то я не знаю.
– У тебя предки дома? – спросила она.
– Только мать. А что?
– Она никуда не собирается? Я могу прямо сейчас приехать.
– Кажется, она в магазин хотела пойти. Сейчас гляну.
Я вышел в прихожую, чтобы спросить у мамы, когда она уходит в магазин, и увидел, что та уже надевает туфли, а в руках держит сложенный вчетверо пакет.
– Ты надолго? – спросил я.
– Не знаю, как получится. Запри за мной дверь.
Я выполнил ее просьбу и вернулся к разговору.
– Приезжай, она ушла.
– Хорошо, скоро буду, – сказала Вера и положила трубку.
От волнения я начал ходить по комнате кругами Встреча с Толиком явно не сулила ничего хорошего. Он и в школе-то драчун известный был, а тут дело чести – его девушка и все такое. Что же делать? Что делать?
А, собственно, что тут такого? Ну, погуляли, ну, искупались. Мы же не…
И все-таки Верочка та еще стерва, да к тому же и безмозглая. Неужели не понимает, что такими разговорами она мне могилу роет. Ну ладно, ей-то, допустим, все с рук сойдет. Но со мной как быть?
А я еще думал о ней хорошо. Как же я ошибался! Да она по пьяни что угодно и кому угодно наболтает. Нет, с ней свяжешься – забот не оберешься. И чем я только думал, когда согласился на встречу? Дурак!
В общем так, она приезжает, и я объясняю ей политику партии. Говорю, мол, извини, но я встречаться не хочу… нет, не так. Короче, не хочу с ней иметь больше никаких дел. Вот. А Толику я позвоню и все объясню.
И все-таки, какой же я дурак!
Я ходил из стороны в сторону по своей комнате, все больше раздражаясь с каждым шагом и каждым поворотом мысли. Хорошо, что мать не видит меня сейчас в таком состоянии. Только бы успеть спровадить Веру, прежде чем она вернется. Не хочу, чтобы она видела нас вместе. Еще подумает чего-нибудь не то.
Вскоре раздался звонок в дверь, и я поспешил в прихожую, молясь про себя, чтобы это была не мама.
Это была далеко не мама. Открыв дверь, я увидел огромного злого Толика и с запозданием вспомнил о глазке. На угрюмом лице моего бывшего одноклассника я прочитал свой смертный приговор.
– Здорова, – сквозь зубы произнес он.
– Толян, я все могу…
Я успел сказать только это, потому что в следующее мгновение его массивный железный кулак врезался мне прямо в лицо.
Вообще, странное ощущение, когда тебя бьют по морде. В один момент я стоял, а в следующий – лежал на земле. Уши наполнились вязким гулом, а окружающий мир беспорядочно замелькал перед глазами. Куда пропал тот краткий промежуток времени, когда я находился в воздухе? Загадка природы, получается.
Наверное, та же загадка природы объясняет, почему, пока я находился на земле, из ниоткуда возникла нога и ударила меня под ребра несколько раз. Далее я получил удар в ухо, и после этого уже плохо что помнил. Кажется, мне досталось еще несколько ударов, а потом Толик иссяк. Сам я в этом не уверен, и дальнейшее представляю только со слов Веры, которая в это время появилась в дверях.
Ее глазам предстала та еще картина – я с залитым кровью лицом валяюсь на полу, а надо мной, сжав свои огромные кулачищи, нависает Толик. Так это было или нет, не знаю, но помню ее дикий крик, вспоровший туман в моей голове.
Позже она рассказывала, что, увидев меня в таком состоянии, взъярилась и набросилась на своего парня, мутузя его руками по голове и плечам. Толик, похоже, не был готов к появлению Веры здесь и поспешно ретировался, сбросив ее с себя по пути.
Очнулся я от неприятного жжения, охватившего все мое лицо. Взгляд медленно сфокусировался, и размытое розовое пятно превратилось в миловидное лицо Веры. В ее глазах я увидел настоящую заботу, испуг за меня, ее щеки раскраснелись, а волосы были растрепаны. Увидеть ее такой оказалось самым приятным за сегодняшний день.
Куда-то исчезла прежняя обида, раздражение. И даже боль в теле на время отступила, предоставляя возможность насладиться видом Вериного лица, находившегося так близко от моего, что я чувствовал ее дыхание. Стиморол клубничный, профессионально определил я.
Мы лежали на кровати в моей комнате. Разве мог я представить, что так быстро окажусь с ней в кровати? И пускай, это не совсем то, что мне бы хотелось, радовал сам факт.
В руке она держала ватку со спиртом.
– Отфуда… – остальное я не смог договорить из-за острой боли в губе.
– Осторожно ты, – шикнула она, – у тебя губа треснула. Ранка только-только начала затягиваться, а ты все испортил. Молчи лучше.
Я кивнул. Ватка в ее руке была бледно-красной – значит, уже не первая.
– Если тебя интересует, где я достала спирт, то у вас в шкафу. Прости, что пошарилась без твоего спроса, но так было надо. У тебя мама врач?
Я молча кивнул, помня о разбитой губе. Мой взгляд переместился с ее лица ниже – к щедрому вырезу летнего сарафана. Вера нагнулась надо мной так, что я смог увидеть ее манящие округлые формы без лифа. Мне даже показалось, что я могу услышать их невероятно приятный запах.
Мои попытки разглядеть их внимательнее прервал раздавшийся сверху насмешливый голос:
– Смотри, косоглазие не заработай.
Я поспешно перевел взгляд на старый магнитофон, стоящий слева на тумбочке. Вскоре Вера снова нарушила тишину.
– Хорошо, – сказала она, – значит, мама врач. А отец у тебя кто?
Я, было, собирался ответить, но в последний момент вспомнил о губе, и, глянув на нее, покачал головой. Через секунду она одобрительно хмыкнула.
– Молодец, быстро учишься.
Я снова посмотрел на нее.
– Ифдеваефа? – спросил я, словно чревовещатель, почти не шевеля губами.
Вместо ответа Вера передвинулась вверх, чтобы обработать ссадину на лбу. И хотя жжение заставило меня ойкнуть, я отдавал себе отчет, что ее грудь, которую я совсем недавно так бесстыдно рассматривал, теперь находится прямо у моего лица. Если не считать платья, разумеется.
Вскоре лицо было обработано, и Вера отодвинулась назад, чтобы посмотреть на результаты своей работы.
– Не Рики Мартин, конечно, но до свадьбы, думаю, заживет, – сказала она.
Мимолетная связь, наладившаяся между нами, пропала. По крайней мере, мне так показалось.
– А теперь давай посмотрим, что у тебя с боком, – заявила она. – Придется снять рубашку.
Она что, всерьез говорит? Я вспомнил, что скоро придет мама – потом объясняйся с ней еще.
– Я ф порядхе, – уверил я ее.
– Неужели?
С улыбкой на губах Вера ткнула меня в правый бок. Звук, вырвавшийся из моей глотки, вероятно, издают только астматики на марафонском финише.
– Ну вот, – как ни в чем не бывало продолжила она, – а ты говоришь.
Далее она стянула с меня рубашку и бросила ее на пол.
– Красавец, ничего не скажешь.
Я посмотрел вниз и увидел огромное лиловое пятно почти на весь правый бок. Мне стало дурно. Она тем временем сменила позу, расправив затекшие ноги и скользнув одной из них по моему здоровому боку.
– В общем так, мне надо проверить, не сломал ли этот обалдуй тебе ребра.
– Фто? – беспомощно спросил я.
– Будет больно, – предупредила она, – очень больно. Но если вытерпишь, и ни разу не вскрикнешь, то получишь конфетку.
– Фафую фанфефху?
Вера выразительно посмотрела на меня, и мне вдруг стало неуютно. Казалось, в ее глазах я увидел самого себя – со своими простенькими мыслями и желаниями. Она знала, чего я хочу, и дала мне понять это.