3
Если бы день складывался, как задумано, Робин Эллакотт нежилась бы сейчас в кровати у себя в съемном жилище близ станции метро «Эрлз-Корт» и читала бы какой-нибудь новый роман, разделавшись со стиркой белья и неспешно приняв ванну. Но вместо этого она без сил сидела за рулем своего видавшего виды «лендровера», дрожа от озноба, несмотря на теплый вечер, в той же самой одежде, которую не имела возможности сменить с половины пятого утра, и следила за освещенным окном «Пицца-экспресс» в городке Торки. В боковом зеркале отражалось ее бледное лицо с покрасневшими от недосыпа голубыми глазами и черная вязаная шапка, скрывающая немытую землянично-рыжеватую голову.
Время от времени Робин запускала руку в пакет миндаля, поставленный на пассажирское сиденье. Когда сидишь на одном месте, ничего не стоит скатиться до частых – просто от скуки – перекусов фастфудом и шоколадками. Хотя у Робин был ненормированный рабочий день, она старалась воздерживаться от нездоровой пищи, но миндаль после долгого хранения сделался малосъедобным, и она бы сейчас отдала что угодно за маленький ломтик «пепперони», отрезанный от той пиццы, которую подали раскормленной паре за ресторанным окном. Робин прямо чувствовала на языке этот вкус, хотя воздух в салоне автомобиля отдавал только морской солью с неистребимым припахом резиновых сапог и мокрой собачьей шерсти, въевшимся в старые чехлы.
Объект слежки, получивший у них со Страйком прозвище Хохолок из-за неудачно подогнанной накладки на лысину, сейчас исчез из поля зрения. В пиццерию он вошел полтора часа назад в компании трех спутников, включая подростка с загипсованной рукой, и оставался в пределах видимости Робин, если та, изогнув шею, наклонялась над передним пассажирским сиденьем. Такой маневр она проделывала каждые минут пять, чтобы видеть, приближается ли эта четверка к завершению обеда. При последней проверке им подали мороженое. Следовательно, ждать оставалось уже недолго.
Настроение у Робин было хуже некуда: сказывались, как она понимала, и переутомление, и невозможность размяться, и потеря долгожданного выходного. Из-за вынужденного недельного отсутствия Страйка ей пришлось отработать двадцать дней подряд. Их лучший внештатный сотрудник Сэм Барклай с сегодняшнего дня должен был взять на себя слежку за Хохолком в Шотландии, но вопреки их ожиданиям Хохолок не вылетел в Глазго. Вместо этого он вдруг направился в Торки; Робин не оставалось ничего другого, кроме как последовать за ним.
Для ее подавленности были, конечно, и другие причины: одну она признавала, а мысли о другой яростно гнала прочь, но так и не смогла выбросить из головы, отчего сильно злилась на себя.
Первой, вполне объяснимой причиной стал затянувшийся развод, который с каждой неделей обрастал новыми проблемами. После того как Робин застукала мужа с поличным, они виделись только один раз; встреча – по удивительному совпадению в «Пицца-экспресс», рядом с местом работы Мэтью, – прошла холодно и жестко: они договорились о формулировке «развод по обоюдному согласию после двухлетнего срока раздельного проживания». В силу своей честности Робин не могла не признать, что на ней тоже лежит часть вины за их рухнувший брак. Да, Мэтью совершил супружескую измену, но сама Робин никогда полностью не отдавала себя семейной жизни: оказываясь перед выбором, она почти всегда ставила работу на первое место, а Мэтью отодвигала на второе и под конец уже принялась искать повод для расставания. Измена Мэтью стала для нее ударом, но вместе с тем и освобождением.
Однако за те двенадцать месяцев, что минули после встречи в пиццерии, Робин осознала, что муж не только отверг для себя идею развода по обоюдному согласию, но и всячески старался переложить вину на нее, да еще вознамерился ее покарать за нанесенные обиды. Совместный банковский счет, на котором хранились средства от продажи их старого дома, был заморожен, дабы адвокаты сторон смогли определить долю Робин, чьи заработки намного уступали доходам Мэтью и чье желание выйти за него замуж – на это указывали недвусмысленные намеки в последнем письме – было продиктовано исключительно жаждой материального обогащения, какого она нипочем не достигла бы самостоятельно.
Каждое письмо от адвоката Мэтью вызывало у нее дополнительные муки, стрессы и приступы ярости. Ей даже не требовались разъяснения собственного адвоката, чтобы понять: Мэтью совершенно очевидно стремится повесить на нее дополнительные судебные издержки, которые ей не по карману, и тянет время, чтобы обобрать ее до нитки.