Я тоже покинул свой «фуршет» и помчался туда, где возле дороги собралась группа людей.
— Я ветеран! Да! Я ветеран афганской войны, мать вашу! — невысокий кряжистый мужчина средних лет в жёлтом госпитальном халате и в носках без обуви стоял, окружённый медперсоналом. — Прочь с дороги! — требовал он.
— Я вижу, что ты ветеран. Но ты должен успокоиться. Ты меня хорошо слышишь? — доктор Харрис стоял напротив этого разбушевавшегося мужчины, обращаясь к нему спокойным, но твёрдом голосом. — Слушай меня внимательно. Ты должен сейчас же вернуться обратно в отделение. Всё понятно?
— Ты грёбаный идиот! Отвали! — шагнув вперёд, мужчина занёс кулак, чтобы ударить доктора Харриса в лицо.
Но сделать этого не успел, так как стоявший рядом полицейский схватил его за руку и после недолгой борьбы повалил на асфальт. Мужчина стал вырываться. Тогда и я решил помочь: опустившись на землю, налёг всем телом мужчине на ноги, чтобы он не смог подняться.
— Кровать! Везите сюда кровать! — распорядился доктор Харрис и, не дожидаясь, сам побежал к зданию госпиталя за каталкой.
Подошли ещё несколько полицейских.
— Кто он? Что с ним случилось? Как ему удалось выбежать? — наперебой расспрашивали друг у друга сотрудники.
Одна из медсестёр рассказала детали несостоявшегося побега:
— Он лежал в зоне «для дебилов», ждал свободной кровати в «гнезде кукушки». Вёл себя тихо-мирно, ничего подозрительного. Потом поднялся и пошёл якобы в туалет. А на самом деле незаметно проник в тыльную часть отделения, где стеклянная дверь «пожарного выхода», которая всегда закрыта. Разбил огнетушителем стекло в этой двери и выбежал. Но включилась сирена, и он не успел далеко удрать.
Собравшиеся комментировали происшествие:
— Ничего удивительного.
— Он же ветеран войны, ему, наверное, почудилось, что он попал в плен к исламистам.
— Эти ветераны — несчастные ребята, у них у всех из-за войны мозги перевёрнуты.
Тем временем к месту «боевых действий» подвезли передвижную кровать.
— Мы сейчас положим тебя и отвезём обратно в отделение, — сказал доктор Харрис, став на одно колено перед лежавшим на земле пациентом в жёлтом халате, которого мы по-прежнему крепко держали за руки и ноги. Доктор Харрис сжимал в руках чёрные кожаные ремни. — Слушай меня, мой друг. Если ты обещаешь вести себя нормально, мы тебя не будем привязывать ремнями к бортикам. Выбирай: да или нет?
— Да, — глухо ответил мужчина.
— Окей. Но смотри мне, без шуток, — доктор Харрис подал знак рукой, и мы подняли пациента с земли.
Тот нехотя лёг на кровать. Полицейские поставили металлические бортики.
— Готово? Повезли.
И мы покатили кровать в отделение.
— Когда я выберусь из вашего грёбаного госпиталя, я раздобуду М-16, вернусь сюда и устрою вам всем настоящий рок-н-ролл, — мужчина бросал на нас злобные взгляды. — Или узнаю, где вы живёте, приду и замочу каждого.
— Мэн, ты можешь заткнуться? — сказал ему доктор Харрис командирским голосом.
К удивлению, мужчина послушался команды и умолк.
Толкая кровать, доктор Харрис посмотрел на меня и промолвил:
— А я, грешным делом, подумал, что хоть сегодня до конца смены будет спокойно. Чёрта с два!
Мы проходили мимо «фуршета». Полицейские и доктор Харрис продолжали катить кровать ко входу в отделение. А я остался, чтобы и далее обслуживать коллег и парамедиков. Я громко и задорно спрашивал у всех:
— Курица или говядина? С кетчупом или горчицей?
— М-м-м, вкуснятина. Дай мне ещё порцию.
Мы шутили, смеялись и фотографировались на память. Мы все знали о том, что это ещё не конец пандемии — эпидемиологи обещали осенью «вторую волну» и новый, ещё более опасный штамм. Но в тот день мы не хотели об этом думать. Мы выдержали первый страшный удар. Этого для нас сейчас было достаточно.
Это были самые вкусные хот-доги, которые я когда-либо ел в жизни.
Далёкий голос
В один прекрасный день мне позвонила Эми. Правда, на экране моего мобильника вместо её имени высветилось «Приватный номер».
— Привет, Бен.
— Привет.
— Как дела?
— Нормально. А у тебя?
— Тоже в порядке. Послушай, когда я уезжала, то в спешке забыла вернуть тебе ключи от твоей квартиры. Каждый раз собираюсь пойти на почту и отправить их тебе, но почему-то никак не получается.
— Не проблема. Делай с ними что хочешь. Как твой роман?
— Роман? Ты знаешь, оказалось, что писать роман — очень тяжёлая работа. Отдельные образы и главы получаются хорошо, даже отлично, а вот некоторые совсем плохо, просто мусор. Когда что-то не получается, я страдаю — буквально физически, ненавижу себя и всех. И в тот момент, когда хочу всё бросить, разорвать черновики, удалить всё с компьютера, неожиданно приходит удивительная художественная мысль. И в этот момент я испытываю настоящее блаженство. Как бы то ни было, дело близится к развязке, скоро закончу.