Дети постарше и подростки отправляются на занятия, преодолевая путь длиною в несколько десятков ярдов[1]. Если завернуть за угол, то можно заметить двухэтажное кирпичное здание с широкими белыми окнами, расположенное в тени многовековых хвойных деревьев. Невысокое крыльцо в пять ступенек и старая массивная дверь приглашают нас в школьный корпус, где преподаватели усердно пытаются привить нерадивым ученикам любовь к знаниям.
Внутри все как в обычной школе: длинные коридоры и просторные кабинеты, оснащенные скромным оборудованием. Ничего особенного и примечательного.
В перерывах между занятиями здесь царят бестолковая суета и раздражающий шум. Подобное времяпрепровождение для меня неприемлемо. Стараюсь использовать каждую свободную минуту продуктивно, хоть обстановка совсем не располагает к этому. Чаще всего я читаю научную литературу и книги об искусстве, за что прослыл снобом. Но жалкое мнение других людей меня совсем не волнует.
Будучи эрудитом, я позаботился о том, чтобы мой умственный багаж не ограничивался информацией из учебников. Излишняя любознательность подстегивала меня изучать новое в свободное время. Выбравшись однажды за рамки школьной программы, я продолжил увлекательный и захватывающий путь в неизведанные области и теперь знаю больше, чем должен. Преподаватели неоднозначно относятся к моим обширным и глубоким знаниям: одни уважают и ценят за это, другие недолюбливают. Последнее происходит в силу моего тяжелого характера: я педантичен и, более того, не могу закрывать глаза на ошибки, особенно если их делает педагог. Поправляя его и задавая каверзные вопросы, как правило, в ответ получаю возмущение и личную неприязнь.
После завершения учебного дня воспитатели организовывают отдых детей. И если раньше, задолго до моего появления здесь, их выводили на различные мероприятия в Лондон, то теперь выход в город строго запрещен. Вместо этого нас все чаще собирают в большой комнате главного корпуса или на улице. Эти несколько часов, призванные приносить радость свободы, для меня являются оковами дискомфорта. Подавляющее большинство в это время играет в активные и логические игры с друзьями, беседует на общие темы и развлекается в кругу компании. Я же всегда остаюсь в одиночестве с чувством непричастности к происходящему. Разрыв с ближним окружением произошел на фоне существенных отличий. Вдобавок ко всему, они меня побаиваются, и речь идет далеко не о физической силе…
Это не единственная причина, по которой я предпочел бы вычеркнуть данную графу из распорядка дня: в это время иногда происходит прием посетителей. В приют приходят пары с неукротимым желанием обзавестись ребенком, и их поведение вызывает во мне отвращение. Они внимательно присматриваются к каждому, пытаются найти общий язык, чем-то заинтересовать или просто увлечь игрой. Казалось бы, ничего такого, но… В их глазах отчетливо читаются сострадание и жалость. Те чувства, которые я совершенно не приемлю в отношении себя. Возможно, кого-то это способно подкупить, но только не меня. Подобное я воспринимаю как нечто уничижительное.
Даже желая покинуть стены приюта, я никогда не иду на контакт с непрошеными гостями. К тому же где-то внутри меня, в самом потаенном уголке души, теплится крошечная надежда, что однажды придут мои настоящие родители и заберут меня с собой. Только дни сменяют друг друга, а маленькая мечта постепенно приобретает утопический характер.
В стенах приюта трудно с личным пространством и временем. Побыть наедине с собственными мыслями весьма проблематично. Лишь с наступлением вечера я могу чувствовать себя комфортно. Часы, отведенные на самоподготовку, всегда посвящаю своим увлечениям. Иной раз я настолько погружаюсь в занятия, представляющие для меня истинный интерес, что не замечаю, как в комнату заходит воспитатель с вечерним обходом. Ежедневный ритуал, позволяющий выявить, все ли дети в порядке и на месте. Пока живу здесь, слышал лишь о нескольких попытках побега, и все были своевременно пресечены. Сам я никогда не помышлял о подобном, но если когда-нибудь захочу покинуть приют, сделаю это более продуманным способом.
Когда поздний вечер сменяет темная ночь, я падаю в колкие объятия кровати. Она крайне отвратительна: ее пружины схожи с когтистыми лапами чудовища и норовят воткнуться мне в бока. Но во мраке гораздо проще побороть подкроватного монстра, нежели справиться с потоком необузданных мыслей. Кажется, с заходом солнца им становится особенно тесно в моей голове. После долгих изнурительных попыток я все же засыпаю, а утром продолжаю свой нескончаемый бег по лабиринту сиротского приюта.