— НЛО явилось из фантазии Труева. У него возник столь явственный образ тарелки, что энергия этой фантазии воплотилась в реальный объект. Однако Труев не завершил этот образ, он только поставил задачу ему: «раскрутить хоккеиста!» — понимайте, что — вас раскрутить, прототип! Выполняя задачу, Оно не испытывало благодарности и в конце концов погубило своего же создателя.
Серовцев так ловко шпарил свои разъяснения, что у меня появилось вдруг подозрение.
— Слушай-ка, Серовцев! Ну, а ты-то каким образом попал в Ивантеевку? Ты ведь встретил НЛО раньше меня!.. И чего, скажи ради Бога, ты там так дико вопил?
— Здесь спуталось несколько образов, созданных фантазией Труева. Он ведь работал над повестью об… отце.
Я — отец Труева!
— Ты? Но ты молод! У тебя другая фамилия!
— Под этой фамилией он вывел меня в своей повести. И придумал профессию: оператор кино — я должен снимать фильм о партизанах. Труев создавал образ человека искусства, пострадавшего от хамской руки в военные годы…
Да, Серовцев, Серовцев… Его хлестали нагайкой, а он чем отбивался? «Я дал вам слово! Слово честного человека!» Он благороден, по-видимому, но ему не хватает жизненной силы, начала — животного, разума — беспощадно-логического! Как бы он не подвел! Ведь осталось важнейшее! Моя исповедь записана им, осталось объяснить мотивы того, что я сейчас сделаю… Труев поселился во мне! Я сжимаю кулак (левый, естественно), чтобы ударить, — он, действуя из другой руки, его разжимает. Я раскрываю рот, чтобы послать кого надо к… (вы понимаете!), он закрывает его. Я, может, и был дерьмом в представлении некоторых, но у дерьма своя гордость! В чем-чем, а в мужестве Медедеву (прежнему) не откажешь!
Так какое он право имеет мной управлять?
А еще: хочет ли он управлять? Каждый должен пройти свой путь до конца — здесь мы сошлись! Черенок желает отторгнуться! Дерево желает быть срубленным!
Сейчас я подам сигнал Серовцеву, и копье арбалета…
Нет, не сигнал! Я должен заставить его нажать на педаль!
— Люди должны увидеть меня пригвожденным! Содрогнувшись, надолго запомнят они, что со мной сделало НЛО, — веско говорю Серовцеву. — И надолго запомнят они… — тут мой голос срывается; чужим (Труевским!) голосом я неожиданно для себя продолжаю, — какова душа у… убийцы. Мир на тебя смотрит! Вот так! — крикнул я и, разжав резко ладонь, выметнул ему ее прямо в лицо.
Однако он не свалился со стула от страха. И нога не дернулась к этой педали!.. Со странным, засасывающим любопытством, я вдруг ощутил сильнейшее притяжение. Сильнейшее поле магнитно потянуло меня; мой нос, лицо, шея начали, утончаясь, удлиняться, стремясь к ладони Серовцева, которую он, от меня защищаясь, выставил перед собой.
Там, в центре ладони, разверзлась бездонная, черная пропасть. Я вплывал в нее, исчезающий, как сахар, брошенный в чай алчущий и горячий».