Один из них, вероятно, наиболее авторитетный, с усилием поднял голову от земли, и возвестил:
— Радуйтесь, правоверные, ибо Пророчество исполнилось!
— Да встаньте же вы, наконец, — пробормотал я, ощущая сильную неловкость. И поднялся с коврика сам.
Старики поспешно встали. Главный указал жестом, что мне следует идти по расстеленному ковру в сторону возвышавшегося над нами Восточного минарета. И мы пошли под крышу. Сопровождающие держались рядом, но на дорожку не наступали, а неизвестно как материализовавшиеся неподалеку работники в грязно-серых одеждах ловко скатывали ковер по мере нашего продвижения к настежь распахнутым высоким дверям.
— Он не обрезан! — прозвучал сзади тихий шепоток.
— Вы, совершая обрезание, посвящаете свою крайнюю плоть Отцу нашему. — проговорил я в сторону отводящих глаза старцев. — Вы сами приняли такое обязательство. Но могу ли я быть им связан?!
В ответ не прозвучало ни одного слово. Зато комитет по встрече вновь исполнил любимое гимнастическое упражнение.
Укоризненно покачав головой, я продолжил путь. В неразборчивом бормотании за спиной угадывалась цитата из Кумранского свитка:
" Небеса и Земля будут слушать Своего Мессию, море и все, что в Нем. Он не преступит заповедей Святых.
Наберитесь мужества все вы, все вы, кто ищет Господа и дела Его.
Разве вы не найдете так Господа, все вы, кто несет надежду в сердцах своих? Господь обязательно будет искать благочестивых и назовет праведных по имени. Над бедными будет распростерт дух Его, уверовавших он воскресит своим могуществом. Честь он окажет благочестивым на троне царства вечного.
Освободит пленников, вернет зрение слепым, поднимет тех, кто согнут. Навеки прилеплюсь я к Нему против сильных мира сего и верю в Его любящую доброту.
И великодушие Его навеки. Его святой мессия не замедлит явиться.
А чудеса, что впредь не были, то Господь сотворит их, когда Он (мессия) придет: Он излечит больных и воскресит мертвых; угнетенным явит Он благую весть…
… Он будет вести святых, пастухом будет Он для них… "
Как только я подошел к дверям, мне протянули широкую чашу, до краев наполненную водой.
— И что теперь делать? То ли это для омовения, то ли отхлебнуть надо. Что так что эдак — вероятность ошибки ровно одна вторая, — подумал я, склоняя лицо к воде.
Мысли о возможных ошибках тут же пропали. Водная гладь отразила знакомое по тысячам и тысячам репродукций слегка вытянутое лицо с раздвоенной каштановой бородкой, густыми усами и взглядом, который, казалось, вобрал в себя всю скорбь тысячелетий. Лишь ярко-голубые глаза не вписывались в канон.
Решив, что заниматься водными процедурами на пороге как-то неудобно, отхлебнул пару глотков и протянул чашу обратно. Стоящий у входа принял ее и строго спросил:
— Не ты ли Сын Божий?
— Конечно, нет! — возмутился я.
Cтолпившиеся вокруг, наградили меня недоуменными взглядами. Судя по всему, все происходило совсем не так, как предполагали сакральные источники.
Пришлось пояснить:
— У богов половой способ размножения давно не моден.
Еще одна серия недоуменных взглядов. К чувствам собравшихся явственно начало примешиваться возмущение. От меня ожидали дополнительных пояснений, и я не замедлил их дать:
— Семья — это вообще самое дорогое! Неважно, человек ты, Бог или даже собака. Вы со мной согласны?
Седобородые дружно закивали, становясь похожими на китайских болванчиков. Плавно заколыхались длинные седые бороды. Стало понятно, что семейные ценности эти ребята чтут. Можно было продолжать.
— Помнится мне, что совсем неподалеку с Сыном Божьим поступили нехорошо, чтоб не сказать большего. Я ничего не напутал?
В ответ вновь разыгрывается пантомима, выражающая безоговорочное согласие. Озвучиваю вывод:
— Так это надо быть скорбным умом, чтобы вновь прислать к вам своего сына. А как вы опять его обидеть пожелаете? Что тогда?
Договорить мне не дали. Безобидный старикашка, только что давший напиться воды, изменился в лице, побагровел и, брызгаясь слюной, начал орать:
— Самозванец!
— Уважаемые, — произнес я, делая попытку хоть как-то пояснить происходящее.
Но было уже поздно. С удивительной ловкостью все тот же старикашка извлек откуда-то из-под одежд длинный кривой кинжал и ловко направил его мне в печень.
Время привычно замедлилось. Дед подал корпус слегка влево, одновременно выставляя вперед плечо. Затем, раскручивая торс обратно, выбросил вперед руку с зажатой в нее железкой. Быстро, четко, заученно. Явно, такое он делал не в первый раз.