Выбрать главу

А он отвечает:

- Что ты, деточка! Что ты!..

Отец любит говорить: "Что ты!"

- Что ты, доча! Ты - лучшая в мире, моя кровиночка. Люблю тебя больше жизни!

Я говорю мягче:

- Нам лучше повременить, правда? Еще год хотя бы.

Он обнимает меня, и я думаю: что значат объятия, когда они заменяют ответ? Вряд ли что-то хорошее. Я хочу сказать, как сказала бы ты: разумно, убедительно. Так, чтобы сработало. Я говорю:

- Па, подождем год. Си или Молли родят... Вся дрянь, которую говорили о нас, сразу забудется. И ты получишь за меня гораздо больше.

- Что ты, милая!.. Не говори так, я же думаю только о тебе!

Я плохо читаю по лицам, даже если это самые близкие лица. Кажется, я попала в цель. Кажется.

* * *

Один из гостей пришел не за мною, а за тобой.

- Миледи, скажите, где она? Мне очень нужно знать.

Имперский секретарь Итан, хвостик Адриана. Я отвечаю ему:

- Его величество может спросить ее высочество или графиню Нортвуд.

Он говорит:

- Спрашиваю не для его величества - для себя. Куда увезли леди Глорию?

- Леди Глория, - говорю я, и в тот миг особенно горько чувствую обиду, - ни слова мне об этом не сказала. А разве должна была? Вы полагаете, мы с нею подруги?

- Никому другому она не сказала совсем ничего. А вам, я надеюсь, хоть что-то.

Тут я смотрю на свою обиду: она - как тот тягач с конями внутри. Видимость, чушь, а смысл - совсем иной. Приношу твое письмо и даю Итану прочесть. Он читает, говорит: "Благодарю, миледи", - уходит. Я остаюсь искать.

Знаешь, я непроходимо глупа. Тратила день за днем, разбирала фразу за фразой, слово за словом. Читала десятками раз, могу наизусть повторить.

"Хворь оставила меня. Милостивые боги даровали мне жизнь, и я поняла, что должна посвятить ее служению. Отправляюсь в монастырь, где проведу отпущенные мне годы в размышлениях и молчаливых молитвах. Прости, что не увижусь с тобою на прощанье. Надеюсь, поймешь меня: последняя встреча была бы слишком печальна для нас обеих. Солнце моей мирской жизни закатилось, но я всегда буду тебя помнить. Скучаю по тебе, вспоминаю мгновения, проведенные вместе, особенно - бал и прогулку в лесу. Люблю тебя.

Глория Сибил Дорина"

Было странно. Странно, что назвалась "Глорией Сибил", а не северянкой, как прежде. Странно про "солнце мирской жизни" - не твои слова. Какой-нибудь пафосный стихоплет сказал бы так... Странно, что не увиделась со мною. Печаль последней встречи? Ерунда. От близкого друга получить вместо прощания клочок бумаги - вот печаль.

Но слово это - "странно" - было камнем. Я всякий раз врезалась в него и разбивала лоб, а пройти не могла. Не видела, что лежит за "странно". Ты бы склеила цепочку: из одного - другое, из другого - третье. У странностей есть причины, а у них - свои причины, и так пока не дороешься до сути... Но в моем мире "странно" - это уже крайняя причина. Человек поступил странно - и все тут.

Кстати, о странностях. Я рассказывала про своих родных? В моей семье у каждого есть какая-нибудь странность, свое личное особенное наваждение.

Мама обожает детей. Она горько рыдала в тот день, когда я впервые победила на играх. Я тормошила ее и кричала: "Мамочка, мамочка, ну что ты! Все же хорошо! Я победила, стала чемпионкой, разве тебе не радостно? Что плохого случилось?!" Поняла смысл много позже: победа сделала меня взрослой. Я больше не была ребенком, а значит, потеряна для мамы. К счастью, вскоре Си вышла замуж, потом и Молли. Теперь мама ездит между ними, гостит по три месяца у каждой - боится пропустить радостную весть. Мама знает все средства для плодовитости, которые только выдумали лекари, знахари, кудесники и Прародители. Каждый месяц я получаю письмо, в котором изложено одно из них. Представляю, каково приходится сестрам! Бедные...

Герцог Уиллас - мой дядя - книжник. В родовом замке есть огромная библиотека - якобы, лучшая на Юге. По этой причине дядя очень редко покидает замок. Он любит не только книги, а вообще все, что изложено на бумаге: письма, грамоты, отчеты, доносы... Ни разу не было такого, чтобы он слушал меня с интересом. Собственно, он и вовсе никогда меня не слушал, лишь говорил сам. Но однажды я видела, как он читал мое письмо: улыбался так нежно и печально, и глаза блестели... А еще дядя дружит с пауками. Даже берет с них пример. Как-то в старой башне он увидел огромную паутину трех футов шириной - поперек всего прохода. Дядя смотрел на нее минут пять, потом легонько подул на самый краешек. Паук, сидевший в центре сети, ощутил это ничтожное колебание и ринулся к его источнику. Дядя пришел в восторг: в тот миг он понял, как надо править людьми. Родовой замок Бэссифор - центр паутины. В него слетаются на голубиных крыльях всевозможные новости и доклады, и герцог, сидя на одном месте, знает о каждом, даже самом ничтожном происшествии в Литленде, чутко ловит любое подрагиванье нитей и незамедлительно реагирует. Ну, по крайней мере, так он говорит. Я не решаюсь спорить с человеком, который прочел тысячу двести книг. Но однажды в Бэссифоре пропал гнедой жеребец-трехлетка. Его увел любовник горничной - об этом знали все, кроме герцога...