— Увы. Увы нам всем… Все — в нас самих, парень. Все — лишь в нас самих… Что там за вопли? Ты слышишь?
Они оба, насторожившись, поднимаются на ноги.
Шум слышится из лога, за небольшим холмом. И Учитель, и Ученик чувствуют прилив страха — чужого страха. И к нему примешивается запах смерти, еще не случившейся, но уже взявшей след жертвы…
— Зимы и вьюги! — шепчет проклятье Учитель. — Снова они… Давай, Фирэ, беги через запруду, ты их перехватишь…
Андрей и сам давно уже хотел взять кого-нибудь из этих мерзавцев и посмотреть ему в глаза. Выходит, их с Учителем намерения совпали. А чему удивляться? Так было постоянно.
Юноша чувствует азарт хищного зверя. Ни одного лишнего движения — только легкие точные прыжки. Камни запруды навалены бессистемной грудой, но зрение уже выявило нужный путь. Не задумываясь ни на секунду, Андрей преодолевает препятствие: камень справа — камень слева (следующий — осклизлый, из-за него прыжок удлиняется до более надежной опоры), большой валун посередине, три плоских глыбы — чередой, в линию, камень справа — противоположный берег. Всё!
Впереди — заросли. Андрей перемахивает через кусты можжевельника, огибает шипастые ветки акаций. Топот приближается.
Юноша приседает, готовый к броску. Он чувствует огромный прилив сил. Он чувствует в себе зверя.
И тут из-за склона выскакивает дикарь. Андрей уже видел его в Кула-Ори в составе той банды. Неужели Дрэян и в самом деле имеет к ним какое-то отношение? Юноша знал, что брат влюблен в жену Учителя, но чтобы пойти на такое… О, Природа!
До чего же все это знакомо… Андрей вспоминает битвы на Оритане, а тело его уже летит на дикаря, сбивает с ног не ожидавшего нападения аборигена. Он с трудом унимает желание разорвать негодяя на части, и кулак неохотно разжимается.
— Атме! Атме! — скулит дикарь.
Андрей хватает его за горло и прижимает к стволу дерева.
— Фирэ! — короткий окрик Учителя; юноша успевает отбить руку дикаря, из которой вылетает нацеленный ему в бок нож с зазубринами на лезвии.
Неудача лишает аборигена последних сил.
Учитель разъярен. Еще мгновение — и он просто вырвет жизнь из грязного смуглого тела этой обезьяны. Однако он сдерживается.
— А потом виновным объявят волка… — утираясь рукавом, говорит Учитель и с презрением (сейчас — только с презрением) разглядывает пленника. — Кто?
— Атме… атме Ормона… — бормочет дикарь, а по ногам его течет моча; Андрей брезгливо отстраняется.
— Я догадывался… Приматы. Ну и что прикажешь с ним делать, парень?
Андрей хотел было ответить, что, по его мнению, следует сделать с этой двуногой тварью, но земля уходит из-под ног…
…Он очнулся. Светлая комната. Палата.
В палате, кроме него, находится еще несколько человек. Очкастый доктор Штайнброк, медсестра — блеклая блондинка с маленькой грудью, широкой талией и еще более широким задом, истинная арийка, воплощение мечты идеологов Третьего Рейха — и двое незнакомых парней (в руках одного Андрей заметил диктофон).
Серапионов еще не пришел в себя после того сна. Эти люди были чем-то нереальным, как опиумное наваждение. Он даже не сразу понял, о чем его спрашивает долговязый тип с диктофоном. Разум неохотно пробудился, и смысл вопроса наконец стал понятен: этот незнакомец интересовался, как он себя чувствует. Андрей ответил, что нормально. Штайнброк еще до операции предупреждал Андрея, что это принципиально новый метод, прежде применявшийся на пациентах всего раз или два.
— Ich habe Ruckenschmerzen[69], — добавил Серапионов.
— Wie alt sind Sie[70]?
— Mittedrei?iger[71].
Медсестра вкатила большой лоток, заполненный разноцветными баночками и пузырьками, наклонилась над столом и принялась раскладывать препараты по ячейкам на вертящемся диске.
Долговязый поговорил с доктором и снова обратился к Серапионову. На сей раз он осведомлялся, всем ли доволен пациент или есть еще какие-то пожелания. Андрей поманил его к себе и, взглянув на медсестру, что-то шепнул ему на ухо. Долговязый расплылся в улыбке, понимающе закивал, обернулся на доктора Штайнброка. Тот указал в сторону таблички с фамилией пациента, закрепленной в изножье койки, а после этого слегка пожал плечами:
— Das ist Russische mensch[72]…
Незнакомец изучил надпись, что-то пробормотал в диктофон и кивнул доктору:
— Verstehe[73]!
— Mein Gefuhil sagt mir, da? er nicht wieder gesund wird. Es ist nicht gesagt[74]…
— О! Ja-ja[75]! — парни-посетители рассмеялись.
Андрей слегка покривился от боли и пробормотал по-русски:
— Твои б слова, Штайнброк, да Богу в уши…
Насколько он смог понять, долговязый и его спутник были журналистами. Пожелав ему скорейшего выздоровления, они вышли; за ними, покачивая бедрами, последовала медсестра со своей каталкой. Доктор задержался и осмотрел Серапионова, одобрительно кивая и приговаривая: «Sehr gut, sehr gut![76]» Андрей же вспоминал подробности своего сна, и сейчас ему действительно хотелось лишь одного: закрыть глаза…
ВНЕ РЕАЛЬНОСТИ. НИКОГДА. РОСТАУ
Завидев племянника живым и невредимым, Сетх помрачнел. И не успели еще Нетеру занять свои места, нынешний правитель Та-Кемета заявил:
— Исет нарушила законы Маат, подписав мерзкий богам договор. Своими чарами она заставила многих сочувствовать себе. Это несправедливо. Однако я вижу, что богоравные не могут воспрепятствовать ее волшебству. Суд не будет праведным, пока в зале присутствует моя коварная сестра. И посему я не желаю участвовать на судилище, покуда она здесь. Она затмит разум Нетеру, а я окажусь беззащитен. Я не желаю, чтобы среди судей находились женщины, вступившие в сговор против мужчин. Пусть лишь Нетеру-мужчины удалятся со мною на остров, где и продолжится слушание. Если нет — я сейчас же уеду из Гелиополя.
Исет посмотрела на Тота, а он скосил узковатые, подведенные сурьмою глаза на Ра.
Хору хотелось крикнуть, что Сетх лжет. Мать никогда не вмешивалась чарами в решение судей. Но он помнил наставления Хентиаменти, а потому заставил себя смолчать.
— Да, — рассудил Ра и погладил свою бородку. — Твои опасения небезосновательны, Сетх. Суд не будет продолжаться, покуда мы не удалимся на остров и не воссядем там в отсутствие женщин.
Нетеру возроптали.
— Сейчас Ра уляжется на землю и станет говорить, что больше никогда не взойдет в свою ладью, если мы будем упорствовать, — усмехнувшись, шепнул Инпу на ухо брату. — Это его излюбленный довод во всех спорах…
Дряхлый Ра уже сползал со своего трона.
— Не стоит, отец! — звонко воскликнула Исет, поднимая руку, и все замолчали, а она продолжала в оглушительной тишине: — Не утруждай себя, великий Ра! Мы с Хатхор и Нут удалимся, вы можете продолжать без нас, здесь.
— О, нет! — воспротивился Сетх, с ненавистью глядя на свою непокорную сестру. — Эти места слишком открыты. И невидимая, ты будешь влиять на нас! Так дело не пойдет! Либо мы отправляемся на остров, либо я покидаю небесный Ростау и уже больше никогда не явлюсь на судилище! Это мое слово против слова сестрицы. Решайте!
Большинству Нетеру и Хору с Инпу было ясно, что Сетх оставляет за собой право на чары. Очутившись на острове, он не откажется от волшбы. Ра закроет на это глаза, а быть может, даже поддержит своего защитника. Сильнее Сетха только женщины, от них-то он и решил избавиться сегодня, еще до начала слушания…
— Хентиаменти, сынок, — Исет взяла за руку старшего сына, и Сетх отвернулся, делая вид, что ему неинтересно, как поведут себя его враги, — твой отчим будет покушаться на жизнь Хора. Если сил твоих не хватит, дай мне знать…
— Да будет так, мама, — Инпу обнял Исет за плечи и слегка прижал ее к себе. — Когда будет туго, я пришлю весточку. А ты тем временем позаботься о нашей с Хором армии. Я вижу, что Сетх замыслил прорыв, и вам с Небтет придется стать во главе войска вместо нас.